— Привет, мореходам и странникам! — вскрикнул восторженно младший помощник и кто-то ещё, может, сам капитан, улыбнулись совпадению мыслей и чувств. И ещё одна ветка уронила снег — он долго летел к воде, рассыпаясь на белое облако…
Ноль три ноль одна…
Меньше часа до начала вахты. Идти стало легко, хотя снега на причале было много, был он свежим и рыхлым, совсем не то, что на смёрзшемся склоне, продуваемом всеми ветрами. Быстров повеселел и забыл о минутном падении: «Раз не видел никто, так и не позорно, а поучительно. Вспомнился старый анекдот: видит еврей траншею через дорогу выкопали: «Эх, — говорит, — прыгну с разбегу, как в молодости!» — Разбежался, упал вниз, высунул голову — никого нет: «А, — говорит, — и в молодости так же…». Мужику, главное, на виду не упасть: за-об-суж-да-ютт! Очевидное — обсуждается долго, с удовольствием, безо всякого риска последствий! Не дайте повода вас обсуждать! Падайте — в темноте и тихо. Падение бывает спасительным, а обсуждение — просто смертельным. Наука выживания среди людей.
А вечер получился славный, если не считать начала. Вовка, друг молодости и сокурсник, вовремя обозначился адресом, и заход в маленький балтийский порт рисовался заманчивой встречей в квартире друзей. Чего ещё можно желать после шести месяцев в Северной Атлантике? А когда друг намекнул по телефону, что будет подруга жены… Было, было. Ёкнуло сердечко. Какая она? Какая?
Начало было почти торжественным. Жена друга представила гостью гостю официально:
— Раечка — моя подруга.
— Костик — друг мужа.
— Очень приятно…
— Очень приятно… Но лучше — не так официально, — сказал он, улыбаясь с открытым забралом.
Музыка кино настраивали на лёгкость и понимание:
— Потанцуем? Я приглашаю вас, Раечка. — Он хотел откровений и не боялся раскрыться: «Это ринг или танец? Мужчина и женщина…» — начал говорить или только подумал?
Но она охладила:
— Только без глупостей и объятий, — сказала серьезно.
Он — ушам не поверил.
— Вы серьезно? По другому сейчас не танцуют…
— Тогда и не будем. Лучше вы расскажите о море.
Она отошла к стене и двумя пальцами, скобочкой сверху вниз, протёрла уголки накрашенных губ. Ему стало больно: «Не то!»
— О море? Оно очень капризное и качает. — Он ещё улыбался, но сдержанно.
— Я не люблю про «качает» — меня подташнивает.
— Да вы сами, как море!
— Что вы хотите сказать? Что от меня тошнит?
— Что вы, Раечка? Вы — как море — прекрасно капризны! — Он все еще допускал, что она играет, и через пару секунд станет легче.
— Если это ваш комплимент, то не очень удачный.
— А если? — он потянулся с явным намерением поцеловать…
— Не подходи, дурачок, — она изогнулась назад, и он живо представил бросок её тела вперёд на разгибе спины, как это бывает в природе красивых змей.
— Вы, Раечка, грациозны как египетская саламандра.
— Да?
— Вы, просто, царица пирамид и скифов…
— Намекаешь на возраст?
— Что ты, царица? Казнишь ты красиво — умереть не жалко.
— Опять гадость за словами скрываешь?
— На красоту уповаю, египетская ты моя…
— Не могу понять — ты всерьёз? А подруга сказала — стихи писал, поэтом считался? Зачем?
— Поэтому — поэтом.
— Перестань ёрничать!
Атмосфера стало вытягиваться, как лицо у обиженного. Друзей было жалко: они искренне хотели устроить вечер. Он весь сконцентрировался на поисках выхода, чтобы не огорчить друзей. Она уверенно определила тему, будто не чувствуя напряжения. Даже светильник заморгал беспомощно, но не погас, к счастью.
— Расскажи, что ли, случай какой-нибудь? Почём сейчас доллары?
— А, с долларами у нас случай вышел: чуть друг друга два механика газом не отравили.
— Как это?
— Просто. Один боялся пропить заработанное и попросил друга: «В отпуск едешь — возьми мои доллары и отвези жене моей».
— Да, я и не против, а только — боюсь.
— Чего?
— Вдруг, отберут где-нибудь. Рэкет везде: на таможне, в поезде, в государственном банке. Отберут!