Витя не выдержал и вставил слово:
— Где эта страна? Чего о ней вспоминать? Она о нас помнит?
— А ты, Витя, себя лучше спроси: ты помнишь? Миша — дитя Африки и романтик-проводник поезда «Москва-Магадан»…
— В Магадан, капитан, поезда не ходят.
— А Миша не спрашивает. Сам — куда хочет — едет. Миша, получается, больше помнит, чем мы. И Зыкину поёт, и «три калина… с клином!» сам придумал. А ты, лучший траловый мастер?
— А я — на заработках. Я о семье думаю.
— О семье твоей твоя жена думает. Каждое утро. И каждую ночь. И о семье. И о стране. И о тебе — добытчике хреновом. Вот она, жена твоя, может, имеет право о стране судить, в рёв и в гриву, как говорится. А тебе… помолчи лучше. Удрали мы из страны, потому что… Удрали. До лучших времен. Как птицы перелётные, до нового времени года.
Витя вдруг изменил тон и тему:
— Капитан! А ведь Новый год скоро? Как же это я вспомнил! Какой же это год будет? Сколько мы уже здесь? Надо! Надо нам в Севастополь… Слышишь, музыка. Духовой оркестр на Приморском бульваре. Барабан бьёт так отчетливо. «На Малахов курган опустился туман…». Я на Приморский сбегаю, капитан… — Витя пытается встать, роняет голову на плечо и медленно опускается в клетке, погружаясь в собственные колени.
Капитан и Гром обменялись взглядами.
— Что с ним? Уснул?
Капитан разгладил усы и бороду:
— Уснул…
Продолжали разговор тихо:
— А вы, капитан, встречались с акулой? Приходилось? Не то, что каждый рыбак рассказать может. А так, что она вам одному по ночам снится.
— Она и теперь всегда рядом. Разговариваю я с ней, а она — со мной.
— Вы о чём?
— Не бойся, я в полном здравии. Сейчас расскажу… Мы под марокканским берегом работали. Там самые рыбьи места. А акул — прорва. Привыкли мы к ним и внимания не обращали, когда тралом на палубу вываливали. Крупные попадались. А один раз, под вечер, получили штормовое предупреждение — циклон шёл. И решили следующий трал не ставить, а готовиться уходить из района на юг. В этот момент и намотали на винт чей-то выброшенный кусок сети. Машину пришлось стопорить. Сбежались на корме, смотрим в воду, а там пляшет в волнах этот хвост капроновый, который винт судовой петлями обмотал, и траулер наш приближающемуся шторму готовит. Что тут делать? Надо нырять под корму и резать капроновые петли. Дело не новое. Добровольцы всегда есть — народ на море риск любит, и парни молодые плечами не обижены. А только заминка случилась — под корпусом кружила, всплывая и вспарывая плавником воду, пятиметровая акула. Откуда она взялась? — «Наверно, любопытная очень…», — пошутил кто-то. Посмеялись, не дружно. «Или это африканская мама пришла за своим рационом…», — сказал другой. И шутки на палубе стихли. И добровольцев идти под воду — освобождать винт и спасать пароход как-то не стало.
— А вы тогда уже капитаном были? И кого послали?
— Кого пошлёшь? Не жребий же тянуть. А отвечает за всё капитан, в любом случае. Другая проблема — мы только начали наш контракт, две недели всего. Не притёрлись. Но нельзя оскорбить подозрением в слабости. Ведь каждый — моряк.
— А ещё ведь о мамах надо помнить, которые мальчиков своих дождаться должны.
— О мамах. О женах. О детях. Как на себя чужой риск взять, чтобы не получилось, что капитан взял риск, а море — матросскую жизнь, а?
— Не просто.
— Пока думали и подводное снаряжение готовили — тёмно стало. Африканские сумерки очень короткие. Отложили геройствование до утра. Я всю ночь не спал. Решил просто — я за всё отвечаю, потому и рискую. Всю ночь, кажется, с акулой разговаривал. Просил. Уговаривал. Представлял, как мне её сподручнее будет ножом ткнуть, если она на меня пойдёт. Решил твердо — бить надо один раз и наверняка, точно в глаз. Самое у акул болевое место. С тем и пошёл под воду, как только рассветать начало. Вот и всё.
— Как это всё? Вы же главного не рассказали.
— А главного не случилось. Нырнул, смотрю, а сеть с винта на моих глазах последним шлагом по волне уходит. И я бы за ней ушёл, если бы боцман, дай ему бог здоровья, не привязал меня намертво 50-метровым фалом к пароходу. Такое течение сумасшедшее. И волной меня как шарахнуло об обросший подводный борт ракушечный! Еле вытянули меня на палубу. А я кричу механику, как дурак полупьяный: заводи, дедушка! Запускай!
— А акула?