- Уродина, говоришь? - усмехнулся я.
- А то нет? Тем не менее, он любопытен. Ни у одного аквариумиста не видел ничего подобного.
- Это верно, - согласился я и торжественно стукнул по стеклу один раз, давая Берегине понять, что пора обрести свою красоту.
Каково же было мое недоумение, когда русалка ни на этот знак, ни на последующие никак не отреагировала, продолжая оставаться в облике безобразного головастика. Вот так номер. Это была явная забастовка. Я виновато взглянул на друга, и, не теряя надежды, еще раз щелкнул по стеклу. Лигух скрылся в зарослях.
- Да, забавная живность, - скучновато сказал Дроботов.
Я хотел было рассказать, что за чудо на самом деле этот головастик, но потом раздумал: пусть лучше Берегиня, когда захочет, сама удивит моего друга.
Заметив мое огорчение, Дроботов хлопнул меня по плечу и великодушно сказал:
- Нет, головастик симпатичный и экзотичный. Но вдруг это какая-нибудь жаба-мутантка?
- Приходи завтра, - сказал я, решив как можно быстрее узнать у Берегини, в чем дело. - Покажу тебе нечто, чего не увидеть ни в Азии, ни в Африке.
Дроботов ушел заинтригованный, а я тут же бросился к аквариуму.
- Эй, - гневно сказал я, обхватывая стеклянные стенки. - Выходи, у меня есть о чем поговорить с тобой.
Берегиня тут же выплыла из грота, и после облика лигуха показалась еще прекрасней. Правда, лицо ее было хмуроватым.
- Что случилось? Я ведь стучал, как условились.
- Надоело.
- Что надоело? - опешил я.
- Когда тебя постоянно рассматривают. Это неприятно и даже болезненно, я устала.
- Хорошо, отдохни, - согласился я, подумав о том, что мы и в самом деле замордовали это удивительное существо постоянными демонстрациями гостям, знакомым и незнакомым. Знай Людмила, что русалка обладает разумом, она, может быть, отнеслась бы к ней с большим вниманием и осторожностью. Но и вопрос: не большую ли выгоду имела бы жена от русалки, сделав это открытие?
- Не обижайся, - сказала Берегиня, усевшись на обросшую мхом рапану. Хочешь, расскажу о своей жизни в речке?
Я молча кивнул. Она явно чувствовала себя виноватой, и меня тронуло это.
- Крепче обними мою стеклянную клетку.
Я плотнее прижал ладони к стенкам аквариума, и в тот же миг очутился в диковинном царстве, не сразу сообразив, где я и что со мною. Лишь значительно позже понял, что Берегиня на какое-то время дала мне свое видение прошлого и превратила в некое мелкое водоплавающее. Настолько мелкое, что придонные рыбы, важно лежащие на дне речки, казались огромными подводными лодками, в цветке белой кувшинки можно было оборудовать себе дом, а Берегиня обрела величину девочки, я посматривал на нее с некоторым страхом.
- Не бойся, - проговорила она, поймав меня в ладонь, и я на себе испытал, как неприятно, когда тебя разглядывают. - Вот, здесь я жила, пока ты меня не выловил. Смотри, как тут красиво и просторно, не то, что в твоем аквариуме. И вода чистая. А вон то клубящееся золотое облачко рачки дафнии. Не узнаешь? Да-да, те самые, трупиками которых ты кормишь своих рыб. Посмотри, какие они прекрасные на воле, живые. Хочешь, покатаю тебя на водяном ослике? Нет, давай лучше проведаем моего приятеля, жука-водолюба. Он сорвет тебе водяной орех чилим, и ты будешь жить долго и счастливо. Поплыли... Осторожней, это вовсе не сухой лист, а морской скорпион. Если его не трогать, он безобиден, но, коль заденешь, пеняй на себя. Впрочем, тебе ничего не угрожает - все это лишь в нашем воображении.
Я и впрямь чувствовал себя в безопасности, будто находился в защитной камере. С любопытством, изумлением рассматривал мир речной заводи с островками лилий на воде, подводными травами и цветами. Надо мной вдруг завис огромный колокол из пузырьков воздуха.
- Его соорудил паук-серебрянка, - мимоходом объявила Берегиня, и мы поплыли дальше. По дну речки расхаживала какая-то птица.
- Это моя подружка оляпка. Люди считают, что среда птиц и рыб - две несовместимости, а вот оляпка соединила их: она живет и в воде, и на деревьях. Но что-то я не вижу водолюба. Сейчас заход солнца, и он, должно быть, любуется им. Поплыли наверх!
Мы всплыли на поверхность заводи и сердце мое восторженно заколотилось. Над водой бушевала снежная метель поденок, подсвеченная розоватыми лучами заката. Зрелище было настолько фантастическим, что я замер. Вышел из оцепенения, лишь когда ощутил, что кто-то теребят меня за плечо.
- А? Что?! - вскрикнул я.
Обхватив меня за плечи, рядом стояла Людмила, в слезах, и пыталась оттащить меня от аквариума.
Я стер со лба испарину, подошел к дивану и лег.
Людмила плакала.
- Ну чего ты? - стал я грубовато утешать ее. - Засмотрелся, задумался, а ты уже в панике.
- Витя, - Людмила всхлипнула. - Она изведет тебя. Почитай в энциклопедии... За русалками водятся такие особенности. И Благушина сказала мне...
- Глупости, - отмахнулся я, вспоминая только что виденное. - После работы хочется отдохнуть. И тебе рекомендую медитации у аквариума.
- Нет, Витя, ты как-то нехорошо повис на его стенках. Я даже испугалась, когда вошла: тебе явно было худо. Взгляни на себя в зеркало как с креста снятый.
Теперь я стал осторожнее. Выбирал время, когда Людмилы не было дома, и путешествовал в мир Берегини. С каждым разом это было все менее изматывающе. В конце концов я и впрямь научился отдыхать у аквариума, как на лоне природы. Обычно я возвращался домой в душном, битком набитом троллейбусе, и каким это было удовольствием очутиться в лесу, на берегу речки или прямо в ее прохладной воде. До сих пор я представлял себе духовную жизнь как нечто, состоящее из чтения, походов в театр, кино, дружеских бесед. И вот оказалось, что есть иные, до сих пор неведомые мне формы духовности. В мире Берегини не было книг, но была способность проникать в суть другого существа. Берегиня не знала, что такое телевизор, зато умела с помощью воображения перемещаться в пространстве и времени, прихватив с собой и меня, так что создавалась полная иллюзия истинного путешествия.
Я глубоко ошибался, полагая, что мир ее ограничен лишь заводью московской речки. В каких только местах мы не побывали! Плавали в холодных пространствах Печоры и Юкона, в голубых водах Ориноко и Байкала, я узнал вкус воды горных озер и артезианских колодцев. Леса, прерии, долины и холмы - все бугры и выемки нашей планеты я прочувствовал, пропустил сквозь себя. Встречались водоемы, где я задыхался, дергался в судорогах удушья настолько они были отравлены человеком. А Берегиня, вероятно, не без умысла перемещала меня из прозрачных источников в испорченные, мутные лужицы, а оттуда вновь в кристально чистые воды.