— Может, и нет, — признаю я, откидываясь назад и позволяя ей одержать эту маленькую победу. — Но ты достаточно умна, чтобы знать, где твои возможности, и прямо сейчас они ограничены.
Глаза Сары сужаются, и я вижу, как в ее голове крутятся шестеренки, пытаясь понять, под каким углом я играю. Она также осознает правду, она одна в этом, без союзников в лагере Кейса. Какое бы будущее она ни собиралась выкроить для себя, это должно быть на новых условиях.
— Верность Кейсу больше не вариант, — продолжаю я, теперь мой тон более размеренный. — Но это не значит, что ты должна противостоять этому миру в одиночку. Присоединяйся ко мне, и ты увидишь, что все может быть не так мрачно, как кажется.
Она не отвечает сразу, но я вижу конфликт в ее глазах. Вызов, гнев, боль, все это борется внутри нее, пытаясь найти точку опоры в этой новой реальности.
Сара делает глубокий вдох, ее взгляд прикован к моему. Я вижу, как в ее глазах формируется решимость, как в ее голове проносятся расчеты. Она не просто какая-то испуганная девочка, брошенная в мир, который она не понимает, она та, кто учится ориентироваться в нем, кто адаптируется. Теперь она собирается сделать свой следующий ход.
— Я помогу тебе вернуть деньги, — говорит она, голос ее ровный, хотя я слышу скрытое напряжение. — В двойном размере, если хочешь. Я знаю, что ты этого от меня хочешь.
Я не могу не ухмыльнуться. Она острее, чем я ожидал, более проницательна. Этот разговор принимает оборот, которого я не ожидал, и я нахожу себя заинтригованным. Она не просто торгуется за свою жизнь, она предлагает стать активом, чем-то полезным. Она права. Я хочу вернуть эти деньги, но перспектива получить вдвое больше? Это предложение, которое я не могу легко отвергнуть.
— Что ты хочешь взамен? — спрашиваю я, откидываясь на спинку дивана, мой тон почти небрежный. — Твою свободу?
Я внимательно за ней наблюдаю, ожидая, как она это разыграет. Большинство людей на ее месте с радостью ухватились бы за возможность договориться о своей свободе, чтобы выбраться из-под каблука кого-то вроде меня. Сара умнее этого, она знает свое положение лучше, чем кто-либо другой.
Она качает головой, ее глаза темнеют от тяжести реальности. — Если я выйду туда, Кейс доберется до меня. Я не могу так рисковать.
Я медленно киваю, понимая, к чему это идет, но позволяю ей продолжать. Она на грани чего-то большого, решения, которое может изменить все для нее, и я хочу услышать это из ее собственных уст.
— Я хочу твоей защиты, — говорит она, слова полны тяжести ее положения. — Сейчас встать на твою сторону - это разумно.
Признание повисает в воздухе между нами, густое от напряжения. Я вижу это в ее глазах, она делает это не из преданности или доверия. Если на то пошло, она, вероятно, ненавидит меня так же сильно, как и Кейса, может быть, даже больше. Она также прагматична и знает, что в этом мире русские защищают свои активы. И если она станет активом для меня, эта защита распространится и на нее.
Я тихонько хихикаю, забавляясь иронией. Она предлагает себя в качестве инструмента для моего использования, не из страха, а из расчетливого понимания собственного выживания. Это умно, может быть, даже гениально, учитывая ее положение.
— Ты хочешь моей защиты, — повторяю я, больше себе, чем ей, смакуя перемену в нашей динамике. — Итак, ты дашь мне то, что я хочу, а взамен ты хочешь, чтобы я защитил тебя от Кейса. Это твое предложение?
Она кивает, и в выражении ее лица мелькает тень уязвимости, но она быстро скрывает ее с той же решимостью, которую я видел с тех пор, как она впервые вошла сюда. — Да. Так и есть.
Я позволяю тишине затянуться на мгновение, наблюдая, как она немного ерзает. Не потому, что я не уверен, а потому, что я хочу увидеть, как далеко она готова зайти, насколько она готова отказаться, чтобы обеспечить свое выживание.
— Это становится интересным, — бормочу я, наклоняясь вперед, положив локти на колени и встречаясь с ней взглядом напрямую. — Ты меня ненавидишь, да?
Она не вздрагивает, не отводит взгляд. — Да, — признает она, ее голос тверд. — Я ненавижу то, что ты со мной сделал. Я не глупая. Я знаю, как устроен этот мир. Ненависть не сохранит мне жизнь, но то, что я буду полезна тебе, сохранит.
Я не могу не ухмыльнуться снова, искренне впечатленный. — Умно, — говорю я, почти про себя. — Очень умно. Ты понимаешь игру, и это то, что я могу уважать.
Она внимательно смотрит на меня, пытаясь оценить мою реакцию, но я вижу напряжение в ее плечах, то, как она затаила дыхание, ожидая моего решения. Она знает, что если я откажусь, если решу, что она не стоит этих хлопот, она все равно что мертва. Если я соглашусь…