Но сейчас он быстро отстраняется, чтобы сжать свой член у основания, делая его еще более темным. И все только для того, чтобы провести головкой по моей промежности, откровенно открытой для него. По складкам, на которых скопилось много влаги.
Боже, да, пожалуйста. Мне это нужно, нам это нужно. Но я все равно невольно напрягаюсь, потому что каждый раз удивляет, как этот гигант может так легко оказаться во мне, да еще принести удовольствие.
Еложу по кожаному сидению. От влаги все неприятно липнет, но это не стоит внимания в отличие от кожи любимого, что так красиво контрастирует с моей белой. В полумраке салона разница еще более очевидна.
— Не дергайся, — хрипит Карим, и я вроде слушаюсь, но он все равно давит мне на плечи, приковывая к спинке. И все только для того, чтобы беспрепятственно проникнуть в мое влагалище. Только для того, чтобы смотреть, как член миллиметр за миллиметром теряется во влажной тугой дырочке.
Я кусаю губу, чувствуя, как меня изнутри растягивает член, не причиняет боль, но позволяет ощутить каждый миллиметр плоти, каждую извилистую как река вену, толстую бархатную головке.
Карим растягивает момент до такой степени, словно карамель, которая должно стать прозрачной. Дальше, дальше, наблюдая за каждой секундой процесса лишь иногда пересекаясь взглядом со мной.
Член входит совсем немного, но мое влагалище обхватывает ствол очень плотно
— Ты чудо, Арин, — хрипит он и резко вдавливает член до конца, стыкуя наши бедра с глухим звуком.
Немею, ошарашенная силой ощущений.
Терпение может обернуться таким сильным удовольствием, что все внутренности болезненно сжимаются. Да, да, да!
Оргазм отодвигаемый столь садистки часто, буквально выводит эмоции на другие гиперчистОты.
Я выгибаюсь дугой, хочу крикнуть. Карим успевает зажать мне рот рукой.
Но я все равно кричу, надрывно, ломко, позволяя воздуху все выходить и выходить в такт толчкам молотам.
Это невозможно, насколько я все еще чувствую удовольствие, что стягивает тело веревками.
А в это время член Карима яростно вбивается в мое сжимающееся оргазмом лоно.
Господи, ощущения настолько яркие, что я зажмуриваюсь в попытке остаться тут с Каримом, пока моя душа взмывает все выше и выше.
Я не обижаюсь на Карима, когда он марает мой живот, а несколько капель падают на платье. Я настолько счастлива, что эти мелочи кажутся милыми, это часть нашей с ним тайны. Его следы на мне.
— Приведи себя в порядок, высажу недалеко от общежития, — говорит Карим, заправляя рубашку в брюки и помогая мне поднять платье и лифчик. В своем телефоне быстро стираются растекшуюся тушь и помаду.
— Ну и видок у меня. Не смотри.
— С ума сошла? Видеть тебя такой и знать что это я сделал, что такая ты только для меня дикий кайф. Но лучше завести сумку с вторым комплектом одежды, я никогда не знаю, когда смогу к тебе вырваться.
— Хорошо, — включаю телефон и со стыдом обнаруживаю пару десятков пропущенных. От Али, от профессора, о Боже! От бабушки!
— А мой телефон тебе не понравился?
— Ой, ты что! Это какое-то космическое чудо. Мне очень нравится. Просто я не могу его показывать. Он только для твоих звонков.
— Умно конечно. Я позвоню, детка.
Я горячо прощаюсь с Каримом, тороплюсь в общежитие чтобы принять душ, по дороге пытаясь дозвониться до бабушки. Застываю, когда в комнате обнаруживаю Алю. Она сидит на моей кровати, поднимает голову.
Стою перед ней как на суде. Стыдно дико. Но я не могла отказать Кариму.
— Ты не говорила что у тебя есть ебарь. Я бы тогда тебя не просила…
— Стой! Прости! Я сейчас все объясню!
Глава 14
Я чувствую себя распятой на потеху людям. Пусть здесь и никого нет. Но взгляда и слов Аллы Самсоновой хватает чтобы ощутить всю силу своей вины, своего позора.
Она знает? Она знает, что я только что занималась сексом. Она знает с кем?
— Я люблю его… Ну то есть… Он приехал, и я не смогла ему отказать. Я не умею ему отказывать.
— Так если у тебя любовник, почему ты живешь здесь? — оглядывает она нашу небольшую комнату с пожелтевшими обоями и двухярусной кроватью.
Одно хорошо, уходить она не торопиться. Садится на кровать и кивает на место рядом с собой. Это возможность оправдаться, сделать все, чтобы она не злилась. Я не переживу потерю единственной подруги. Человека, которому я могу рассказать все. Пусть не имя, но достаточно подробностей, которые не могу держать в себе.