Слова не идут, тело не двигается.
Где-то за спиной раздаётся не один женский крик.
А меня, как ни в чём не бывало, хватают за руку. Дёргают вперёд, прямо на пистолет.
Взвизгиваю, падаю на пол прямо напротив ног губернатора. И, скованная страхом, еле приоткрываю рот, боясь пошевелиться.
Ощущение, будто только двинусь, и пуля прилетит мне прямо в лоб.
– Смотрите, шеф, как воды в рот набрала!
Громко сглатываю, пытаясь переварить сказанные им слова. Даже те не до конца поняла.
Голова моего мужика?
Саши?
– Я-я не пон-нимаю, о ч-чём в-вы, – начинаю заикаться.
– Можно я её тресну? – раздаётся над головой. Не знаю, кому принадлежит этот голос. Не могу оторвать взгляд от Хаджиева, который буквально испепеляет глазами. Выворачивает душу наизнанку.
От страха хочется заплакать.
Я слышу своё колотящееся сердце.
Представляю реки крови и всхлипываю, сама не замечая, как.
– Хлопнешь потом, – в скучающем жесте Хаджиев наклоняет голову набок, чуть прищуриваясь. – Она мне пока что ещё нужна. Но если через минуту она не ответит на мой вопрос, можешь смело пристрелить её.
Горящий взгляд жалит, травмируя кожу.
– Александр Григоренко. Я ищу его. Где он? – чеканит по слогам, наклоняясь вперёд. Направляет огнестрельное на меня. На щеку. Проводит по ней, идёт к виску. Отодвигает выбившуюся из хвоста прядь.
– Саша, он… – нахожу в себе силы. Кажется, мои глаза настолько сейчас округлены от ужаса, что скоро выпрыгнут из орбит. – Он не выходил на связь два дня. Не знаю, что с ним, но я могу дать вам его адрес…
Я люблю Сашу. Мы вместе не так долго, но и немало.
И я не хочу его подставлять, но…
Я, как и любой человек, слишком люблю жизнь.
Поступаю эгоистично, но… Не могу по-другому.
– Я его уже знаю, – сверкает глазами, полностью пропитанными гневом. – Значит, и тёлку свою кинул.
Хаджиев подаётся назад, убирает пистолет за спину. Наконец, вдыхаю кислород, всё ещё боясь пошевелиться. Колени затекли, руки тоже. А слёзы не прекращают литься из глаз, обжигая щёку там, где только недавно касалась сталь.
– Телефон с собой?
Я отрицательно мотаю головой.
– В п-подсобке…
– Вещи её найди, – отдаёт приказ одному из своих людей. В один момент теряет ко мне весь интерес. Бьёт пальцами по коленке, явно о чём-то раздумывая. – Притащи сюда.
– В-вы меня убьёте?
– Убью, – снова поворачивается ко мне. Подаётся вперёд, хватает меня за подбородок. Больно, жёстко, не жалея сил. И дёргает на себя.
Стон боли вырывается из горла, и я шиплю, проклиная уродов напротив меня.
– Ещё как убью. Особенно, когда найду того урода. Сделаю прямо при нём. Чтобы мучился.
Меня трясёт так, словно я нахожусь в горах, в снегу. Голая, обнажённая, без единого лоскута ткани на теле.
– Что он вам сделал? – я хоть должна знать, за что умирать! Но я не хочу этого! – Прошу, я сделаю всё, что угодно, только оставьте в живых…
– Он убил мою жену, – цедит сквозь зубы, сжимая пальцы на моём подбородке ещё сильнее. – Моего ребёнка. И он отплатит тем же.
– Этого не может быть! – протестую, хотя сама не знаю, что творю. – Он бы никогда!..
Я не успеваю договорить.
Пятерня, неожиданно впивающаяся в волосы, не даёт сказать и слова.
– Я не давал тебе слова, маленькая дрянь.
Поджимаю губы и тихо всхлипываю от боли.
Он резко отпускает меня, и я снова падаю, отползая назад.
Где-то за спиной раздаются такие же тихие всхлипы. Гогот мужиков.
И крик о помощи одной из официанток.
– Журнал звонков пуст. Она не врёт. Пыталась дозвониться, он не брал.
– Не врёт, значит, – усмехается. – Хорошо.
Неожиданно встаёт со своего места, разворачивается и направляется в сторону двери.
Неужели, это всё?.. Он вот так просто уйдёт после всего, что сделал?
Лучше бы он сделал так…
Но нет. Останавливается у двери, не поворачиваясь к нам лицом. Буквально въедаюсь взглядом в эту широкую, обтянутую чёрным пальто широкую спину.
– Разберитесь со свидетелями.
Горло сковывает ужасом. Надежда огромным камнем падает вниз на дно океана. Навсегда. Без возможности вернуть её назад.
– А эту, – не сразу понимаю, что он делает. Указывает большим пальцем на меня. – Забираем с собой. У меня появились на неё планы.
Меня подхватывают под мышки и грубыми движениями толкают в сторону двери. Но вместо того, чтобы идти… Падаю на нестоящих ногах.
– Она, кажись, сдохнуть хочет, – раздаётся над головой.
– О, нет, такой возможности я ей не дам, – усмехается и выходит из зала. А меня снова поднимают с пола. Но уже закидывают на плечо, как мешок картошки, который тащат вслед за Хаджиевым на выход.