— Борух, Борух, послушай, — глаза Бенинсона в этот миг сделались совершенно сумасшедшими, — полковник случайно сказал мне, что Наполеон будет уходить из Борисова по дороге на Игумен. Я хочу попасть на тот берег… я места себе не нахожу, как сильно хочу попасть на тот берег.
— Боже, — простонал Гумнер и снял очки, — ведь за это могут убить.
— Убить могут и просто так, — усмехнулся Бенинсон, — ни за что.
Искры от костров, что горели в ту ночь по обе стороны Березины, поднимались высоко над землей, словно бы это были души убитых в бою. Долго ли им бродить потом в холодном небе рядом со звездами в поисках друг друга? И разве сами костры, если смотреть на них из далеких небесных высот, не подобны звездам?
Люди, сидящие возле ночных костров по обе стороны Березины, жадно смотрели в огонь и тянули к нему свои ладони. И еще в той ночи был слышен шепот двух людей, двух братьев, которые блуждали между костров, страшась каждого, кто мог бы увидеть их и окликнуть. «Оставь меня, Берэлэ, ты очень далеко ушел от дома, это опасно…» — «Если ты передумаешь, я немедленно вернусь вместе с тобой…» — «Если разбита лодка, я вернусь, но только ты должен теперь же оставить меня одного. Прошу тебя, Берэлэ…» — «Брат мой, остановись…» — «Как ты не понимаешь! Если со мной что-нибудь случится, то кто же кроме тебя присмотрит за моими детьми». — «Мойша, кто же еще?» — «О, о чем ты говоришь… У Мойши такая жизнь, что он не любит, когда его лишний раз беспокоят…» — «Это когда все хорошо, а когда плохо, то он приходит сам». — «Ты говоришь правду, но будет лучше, если ты оставишь меня…» — «Лейбэлэ, брат мой…».
А искры от костров все поднимались и поднимались в ночное небо…
Глава XII
Адмирал Чичагов ждал начала битвы. Битва должна была, он был в этом твердо уверен, завершиться полным разгромом остатков армии Наполеона, а значит, принести Европе долгожданный мир. Да, перед ним стоял один из самых величайших полководцев, которых знала земля. И один из величайших ее злодеев. Ибо вся кровь, которая второе десятилетие лилась в Европе, была на его руках.
Но гнев Божий остановить невозможно. Час полной расплаты за все содеянное близился. И Чичагов ощущал трепет при мысли, что именно он избран провидением и послан сюда с поручением пленить Наполеона. Однако тот страх, который испытал в Борисове Чичагов, когда еле спасся от пленения по вине своего авангарда, еще не был забыт им до конца. Чичагов желал теперь предвидеть все возможные неожиданности. Одним из вероятных было решение Наполеона переходить Березину небольшими отрядами на значительном пространстве. Нельзя было допустить, чтобы, находясь в одном из этих отрядов, Наполеону удалось просочиться где-нибудь через расположения российских войск. Дабы не упустить возможности пленения Наполеона и при таком развитии событий, а также предвидя, что Наполеон может принять облик простого солдата или офицера, Чичагов собственной рукой написал прокламацию к войскам и населению с главными приметами злодея: «Наполеонова армия в бегстве. Виновник бедствий Европы с нею. Мы находимся на путях его. Легко быть может, что Всевышнему угодно будет прекратить гнев свой, предав его нам. Посему желаю, чтобы приметы сего человека были всем известны. Он роста малого, плотен, бледен, шея короткая и толстая, голова большая, волосы черные. Для вящей же надежности ловить и приводить ко мне всех малорослых. Я не говорю о награде за сего пленника: известные щедрости монарха за сие ответствуют».
Армия Чичагова растянулась от деревни Брили до Шебашевичей, основными своими силами располагаясь на позициях перед тет-де-поном. Орудия были поставлены так, чтобы пресечь любую попытку французов восстанавливать мост и быть недосягаемыми для их орудий, стоящих на высоком берегу Березины. Было вполне допустимо, что Наполеон, несмотря на потери и не имея сведений об истинной численности российских войск, сделает попытку атаковать именно здесь. Хотя бы потому, что из-за своей открытости возможность такой атаки будет оценена неприятелем как маловероятная. Такие решения полностью отвечали натуре Наполеона, и Чичагов больше всего их опасался. Однако беспокоило Чичагова и то, что, оставаясь в центре, он имел недостаточно сильные позиции на флангах. Каждый раз, когда он говорил об этом, ему возражали, что нельзя производить усиления флангов до тех пор, пока Наполеон не откроет истинных своих замыслов. Особенно упорствовали генерал Чаплиц и полковник Корнилов, чьи позиции были расположены в верхнем течении Березины, у Брилей.