И вот я предполагаю, что пропуск Наполеона был совершен адмиралом совсем неслучайно, хотя произошло это как бы стихийно, под влиянием некоего очень сильного чувства, которого в нужную минуту он, сам того не сознавая, просто не смог в себе обуздать. А донесение евреев-лазутчиков удивительным образом оказалось созвучным этому чувству, подталкивая адмирала к тому решению, которое этим чувством и подсказывалось. И потому только, думаю, адмирал этим лазутчикам поверил. Захотел поверить. Хотя, опять-таки, конечно, сам того не сознавая, принимая голос владевшего им чувства за голос полководческой интуиции… Вот где истинная загадка, над которой надо еще долго и глубоко думать! (Не так ли и бедный Гридин, который, когда надо было принимать окончательное решение, наоборот, сумел погасить в себе все чувства, оставив лишь одно, которое и привело трех братьев к быстрой смерти).
Нет, никак не мог столь образованный, деятельный и волевой человек, которому прежде все, совершенно все, удавалось, просто так пропустить Наполеона! Когда же дело свершилось, адмирал и сам был потрясен тем уроном, который понесли российские войска из-за проявленной им слабости. Что до лазутчиков-евреев, которых он распорядился повесить, так они и без того были обречены с самого начала, когда еще только спускались к реке, ища лодку. Ведь шел спор между двумя великими народами, и никто не приглашал евреев принять в нем участие. Во всяком случае, с российской стороны. Будучи безусловным поклонником идей свободы и справедливости, адмирал полностью отвергал идею равенства между высшими и низшими племенами, между высшими и низшими сословиями. Он полагал, что французская революция потому и захлебнулась в крови, что одной из ее целей была попытка уравнять всех людей друг с другом.
Для него лазутчики-евреи, конечно же, совершали свой подвиг, он был в этом совершенно уверен, когда получил первое известие о них, с надеждою, что будут щедро вознаграждены, как о том по долгу службы обещал и он сам в своей прокламации, — и только поэтому. Думать о том, что евреи такой же европейский народ, как и все остальные, тогда было еще не принято. Поэтому, если можно допустить какие-либо упреки к адмиралу в причастности его к убийству ни в чем не повинных людей, так только косвенные. Такие же косвенные, как и наши догадки об истинных причинах поведения адмирала в сражении при Березине. Вся его жизнь, после того как он обрек себя на добровольное изгнание из Российской империи, состояла в лихорадочном желании оправдать себя перед покинутой им отчизной. И он был бы весьма удивлен, если бы вдруг в ночи душа его безумно закричала: «Прочь, прочь, жертвы мои!» Какие жертвы? Евреи-лазутчики? Но даже диббуки вряд ли смогли бы убедить его в их невиновности.
Одно время, подобно маркизу де Кюстину, он тоже пробовал описывать некоторые народы Европы. Однако вскоре оставил это занятие. Только об одном думал он не переставая: о виктории, которая могла быть, но не случилась… С этими мыслями он и состарился, не откликаясь на приглашения Николая I вернуться в Россию, и умер на руках бесконечно любящей его дочери.
Адмиралу Чичагову принадлежат два удивительных пророчества. Одно из них состоит в том, что за пятьдесят лет до отмены крепостного права он сумел точно предсказать дату этого великого события. Поэтому я с особым трепетом отношусь и к его второму пророчеству относительно судьбы нашего общего с ним отечества: «Увы, не увижу я собственными моими глазами мое Отечество счастливым и свободным, но оно таковым будет непременно, и весь мир удивится той быстроте, с которою оно двинется вперед».
Дай-то Бог, чтобы это пророчество сбылось как можно скорее… Однако, искренне веря, что когда-нибудь пророчество Чичагова обязательно сбудется, должен заметить, что еще прежде хотелось бы увидеть приметы этих замечательных перемен. И среди них вот какая примета будет самой значительной: люди, какого бы рода-племени они ни были, станут все больше и больше проживать свои жизни до самого конца.
Вот почему, увы, никто еще не может точно угадать то время, когда начнет наконец сбываться второе пророчество адмирала Чичагова.
1. Саул Гинзбург. Отечественная война 1812 года и русские евреи. — СПб, 1912.
2. Арман де Коленкур. Поход Наполеона в Россию. — Смоленск, 1991.