От этой мысли орк поежился и нервно, со страхом, оглянулся. Ветер, дувший в спину, словно только этого и ждал. Он зло сыпанул целую пригоршню мелких льдинок в глаза беглецу, от чего они заслезились, и все вокруг стало размытым, словно в тумане. В скрипе тонких деревьев, то тут, то там росших на болоте, ему снова почудились голоса преследователей, а в тенях стволов и ветвей мерещились фигуры горных гоблинов. Орка накрыл приступ паники. Тело словно завопило, требуя скорее бежать, ползти, прятаться… Огромным усилием воли Сфен заставил себя оставаться на месте.
— Все ложь, — повторял он себе. — Память опять играет со мной. Я свободен! — Он потер глаза, густо окруженные глубокими морщинами, и зрение вернуло прежнюю четкость. — Ну вот же, посмотри, — говорил Сфенос себе, — только пустота вокруг и эти несчастные деревья. Чего было пугаться?
Убеждая себя, он вертелся на месте, прикрывая глаза ладонью. Вокруг все так же белело болото. Никто не двигался по нему, кроме теней, отбрасываемых скрюченными ветками. Только они, словно оживленные поземкой, тянули к орку свои серые пальцы, напоминавшие щупальца морских чудовищ. Но догоняли и касались Сфеноса только ручейки ледяного песка, перетекавшие между замерзшими кочками.
— Как ребенок, — стыдил себя орк, когда-то не знавший, что такое страх, — или трусливая, старая женщина. Женщина, вот кто ты теперь, Сфен.
Страх понемногу отступал, давая дышать полной грудью, но тощее тело было напряжено, словно струна, и орк продолжал чутко прислушиваться к каждому звуку.
Напев болота был скучно-монотонным: завывание ветра, хруст веток, скрип снежной крошки о лед. Ви-и-у-у, шелк, шорх, ви-т-и-у-у. Раз за разом мотив повторялся, успокаивая уставшего орка. Эти звуки как колыбельная, убаюкивали Сфеноса, навевали дремоту. Когда он уже был готов продолжить путь, в эту тихую однообразную мелодию чуть слышно вклинилось почти неслышное «мяу». Правое ухо орка, лишенное кончика, дернулось. Глубоко посаженные глаза сосредоточенно заметались по белому полю в поисках источника. Звук был такой слабый, что сначала Сфен решил: показалось. Но нет, звук повторился, и снова, и снова. Когда орк повернул голову на восток, звук можно было различить более отчетливо. Звук, напоминавший мяуканье котенка, повторялся, складываясь в мелодию.
— Живое… — прошептал взволнованно орк.
Страх был забыт, зато проснулся интерес. Такие звуки точно не могли издавать гоблины — единственные существа, которых Сфенос боялся. Их глотки могли только рвано рыкать. Нет, это не гоблин. Это было что-то другое — маленькое и, возможно, съедобное…
За все дорогу орк ел только раз, когда случайно наткнулся у предгорья на останки оленя — видно, бедняга свалился с крутого уступа и свернул себе шею. Где несчастье у одного, там удача для другого. Сперва Сфенос содрал с животного шкуру, которая теперь и заменяла ему плащ, а потом добрался до мяса и съел его сырым, на ходу, даже не останавливаясь на привал. Оленина закончилась пару дней назад, и орк тщетно выискивал по дороге что-нибудь съедобное.
Сфенос переступил с ноги на ногу, не зная, что делать, но, подумав минуту, медленно, крадучись, пошел на звук. Его источник находился недалеко в стороне от намеченного пути, он только совсем немного отклонился к востоку, но продолжил идти к краю Безысходной топи. Сумерки опускались быстро, и разглядеть что-либо становилось все трудней, но мелодия не замолкала и по мере приближения становилась громче и отчетливее. Орк шел на него, время утекало, мелодии менялись, и теперь стало понятно, что издававшее звук существо разумно.
На след он вышел у самой границы болота. Тонкая цепочка, почти заметенная снегом, тянулась от леса и обрывалась возле бесформенной кочки. Перед тем как подойти ближе, Сфенос остановился, огляделся по сторонам. Холод пронизывал до костей, пробираясь под шкуру, но он медлил. Возможно, что это ловушка, задуманная гоблинами. Но никакого движения вокруг орк не заметил. Вокруг только холодное спокойствие.
— Кому ты нужен? — решил, наконец, Сфенос. — Мерзнуть в этой всеми забытой пустоши из-за одного орка? — Он фыркнул, набираясь храбрости, и все-таки приблизился к источнику звука.
Сначала решил, что видит просто кучу тряпья, брошенную на снег, и только остановившись в двух шагах, разглядел тело.
Человечка лежала на животе, повернув на бок и чуть запрокинув голову. Все ее лицо покрывали гнойники и не зажившие струпья. Рот женщины был широко открыт, будто несчастная кричала. Перед смертью она, видимо, сильно кашляла кровью отчего снег вокруг был густо забрызган. Красные капли, в сумерках потеряли яркость и стали черными. Виден был только один глаз, распахнутый, с остекленевшим уже, ничего не выражающим, взглядом. Кружившие вокруг снежные мошки, прикоснувшись к помутневшей склере, замирали, прилипнув к ней, но не таяли.