Ю. Ввиду коррупции при дворах, конечно, это было оправдано.
К.Ш. Определенно. К сожалению, они вследствие этого попадали только в новые и часто гротескные зависимости. Халиф Гарун аль-Рашид, в конце концов, переодевшись в простого человека, ходил по ночам по трактирам в Багдаде, чтобы, наконец, узнать чистую правду. Я не знаю, что он нашел в этом сомнительном источнике и что испил из него. Фридрих Великий стал на склоне лет настолько недоверчивым, что говорил откровенно только лишь со своим камердинером Фредерсдорфом. Камердинер вследствие этого стал влиятельным человеком, даже если во всем остальном он по-прежнему оставался верным и порядочным.
Ю. Другие властители приходят с этим к своему шоферу или к своей любовнице.
К.Ш. Другими словами: Перед каждым помещением прямой власти образуется как бы вестибюль косвенных влияний и сил, доступ к уху, коридор к душе властителя. Человеческой власти без этого вестибюля и без этого коридора просто не бывает.
Ю. Но с помощью разумных учреждений и конституционных определений можно предотвратить некоторые злоупотребления.
К.Ш. Это можно и также нужно делать. Но никакое, даже самое мудрое учреждение, никакая самая хитроумная организация не может полностью искоренить этот вестибюль; никакой припадок гнева против «Camarilla», «камарильи», «тайной комнатки» или «Antichambre», «прихожей» не может полностью ее устранить. Нельзя избежать вестибюля.
Ю. Для меня это больше похоже на черный ход.
К.Ш. Прихожая, черный ход, приемная, вестибюль, окружающее помещение, помещение снизу: как ни назвать, сама эта вещь ясна, и для диалектики человеческой власти она остается одной и той же. Во всяком случае, в этом вестибюле власти в ходе мировой истории собиралось пестрое и смешанное общество. Здесь собираются «косвенные». Здесь мы встречаем министров и послов в красивых мундирах, но также исповедников и лейб-медиков, адъютантов и секретарей, камердинеров и фавориток. Здесь стоит старик Фредерсдорф, камердинер Фридриха Великого, наряду с благородной императрицей Августой, Распутин рядом с кардиналом Ришелье, некий «серый кардинал» рядом с какой-то Мессалиной. Иногда в этом вестибюле есть умные и мудрые люди, иногда чудесные менеджеры или усердные мажордомы, порой глупые карьеристы и мошенники. Иногда вестибюль – действительно официальный государственный зал, в котором собираются для доклада достойные господа, ожидая, пока их вызовут. Но часто это только частный кабинет.
Ю. Или даже больничная палата, в которой несколько друзей сидят у кровати парализованного человека и управляют миром.
К.Ш. Чем больше власть концентрируется в определенном месте, у определенного человека или группы людей как на верхушке, тем сильнее обостряется проблема коридора и вопрос доступа к верхушке. Тем яростнее, ожесточеннее и безмолвнее будет также борьба между теми, кто захватил и удерживает «вестибюль» и контролирует «коридор». Эта борьба в тумане косвенных влияний столь же неизбежна, сколь и существенна для всякой человеческой власти. В ней совершается внутренняя диалектика человеческой власти.
Ю. Но разве все это не просто извращения, а чистые злоупотребления режима личной власти?
К.Ш. Нет. Процесс образования коридора, о котором мы здесь говорим, происходит в минимальных, бесконечно малых начинаниях ежедневно, в большом и малом, всюду, где одни люди осуществляют власть над другими людьми. В той же степени, в которой сосредотачивается какое-либо помещение власти, сразу же организовывается также и вестибюль к этой власти. Любое усиление прямой власти сгущает и уплотняет также атмосферу косвенных влияний.
Ю. Это может быть даже хорошо, если властитель не в порядке. Я еще не знаю, что здесь лучше, прямая власть или косвенная.
К.Ш. Я здесь рассматриваю косвенное только как одну фазу в неизбежном диалектическом развитии человеческой власти. Сам властитель изолируется тем больше, чем больше прямая власть концентрируется в его индивидуальной личности. Коридор отрезает его от земли и поднимает его как бы в стратосферу, в которой он может дотянуться только лишь до тех, кто косвенно правит им, тогда как он больше не может дотянуться до всех остальных людей, которыми он правит, и они сами тоже больше не могут добраться до него. В крайних случаях это часто становится заметным буквально гротескным образом. Но это только самое крайнее следствие изоляции властителя посредством неизбежного аппарата власти. Та же внутренняя логика совершается в бесчисленных проявлениях ежедневной жизни в постоянных сменах прямой власти и косвенного влияния. Ни одна человеческая власть не избежит этой диалектики самоутверждения и самоотчуждения.