Место первоначального одомашнивания кошки можно назвать с несколько большей определенностью. Скорее всего это были южный Египет, Судан и Эфиопия, где и сейчас встречается дикая буланая кошка. Пришла она к человеку значительно позже собаки. Возможно, тоже добровольно; и пришла не столько к человеку, сколько в его дом.
В Древнем Египте кошки были единогласно признаны святыми. Посвящали их богине Баст, после смерти хоронили с посильной роскошью, бальзамировали и устанавливали памятники. Среди развалин древнеегипетского города Бубастиса нашли огромное кладбище кошек. Здесь когда-то установили около миллиона изваяний почтенных мурок!
Вполне вероятно, что культ кошки — явление вовсе не мистического, а практического характера. Египет был очень хлебной страной, а где зерно, там и мыши. Химические или хотя бы механические меры борьбы с этими прожорливыми существами в ту пору были не развиты. Единственным средством борьбы с хвостатыми грабителями была кошка. Не случайно поэтому, что за ее убийство суд фараона приговаривал виновного к смертной казни без права апелляции.
Когда кошка попала в Европу, за ней последовал и окружавший ее ореол святости. Правда, за умерщвление кисок голов здесь уже не отрубали, зато штраф платили изрядный — вола или овцу. Существовал также обычай: привязывали убиенное создание за хвост так, чтобы ее морда едва касалась земли, и провинившийся был обязан засыпать свою жертву зерном до тех пор, пока под ним не скроется кончик хвоста. Цена на кошек была очень высока. В актах наследования XIV века германские феодалы обязательно упоминали и фамильных котов. Так что знаменитый «кот в сапогах» вовсе не был таким уж бедным наследством.
Из числа хищников человек, по-видимому, пытался также приручить гиену. Во всяком случае, на древнеегипетских барельефах попадаются изображения целых свор гиен. Использовали их для охоты или нет — неизвестно (скорее всего — да). А вот что на стол они попадали — это совершенно точно: на одном из барельефов изображена связанная гиена, в пасть которой служитель насильно запихивает жареных гусей. По всей вероятности, у знати того времени блюдо из гиены, откормленной таким способом, считалось особо изысканным.
Не исключено, что египтяне пытались одомашнить также и другого хищника — леопарда. Теперь уже трудно судить, насколько эти попытки были удачны: слишком многое из опыта древних безвозвратно утеряно…
— Позвольте, позвольте! Не пора ли, как говорили предки, вернуться к нашим баранам? Конечно, кошка — существо полезное, в особенности если она не избалована и соглашается без принудительных мер ловить мышей. И тем не менее я считаю древних, о которых вы толкуете, людьми непоследовательными. Кошку сочли возможным обожествить, а почему не сделали этого в отношении того же барана или хотя бы козы?
— Уверяю вас, вы ошибаетесь. Баран тоже обожествлялся, и не раз. А вот с козой дело, действительно, обстояло несколько иначе…
Старая легенда утверждает: однажды главный дьявол — Сатана, уезжая в очередной трудовой отпуск, поручил своему подчиненному — черту заботы о двух любимых козах. Лишь только Сатана возвратился, черт обратился к нему с челобитной, в коей слезно просил дозволить ему в следующий раз пасти десяток лютых тигров, а не коз.
В известной раннесредневековой сельскохозяйственной энциклопедии — составитель ее Исидор Севильский (род. в 570 г. н. э.) — так определял козла: «Hircus, козел, — животное резвое, в гневе страшное, бодливое и всегда жаждущее любви; глаза его от похоти глядят вкось, откуда он и имя получил (hirqui, по Светонию, значит „уголки глаз“). Природа его до того страстна, что только его кровь растворяет алмаз — камень, который не в силах одолеть ни огонь, ни железо».
Несмотря на чудодейственные свойства крови, ни козла, ни козу так и не обожествили: слишком уж они зловредны. Баран — другое дело. Святилища в его честь воздвигались в Грузии в сравнительно недавние времена. Бога-барана здесь называли Квирия, у изваяния, его резали первых ягнят из весеннего приплода, ползали вокруг него на коленях, часто с крупными, булыжниками на головах. Взамен испрашивали приумножения стад и защиты их от хищников. Впрочем, молебны отличались краткостью: кончались торжества тривиальным шампуром в руках усердного богомольца…