О чайничке
А вот и еще пример прозорливости мудрого старца. Однажды, возвратясь после литургии в свою келью, я решился подкрепить себя чаем. Лишь только поставил на угли чайник, чтобы вскипятить воду, как вошел ко мне келейник отца Серафима и позвал меня к батюшке, не объясняя для чего. Такое внезапное требование очень смутило меня. И хотелось мне, с одной стороны, подкрепить силы свои чаем, и боялся я, с другой стороны, оскорбить великого старца непослушанием. Так я скорбел и малодушествовал. Сначала, правда, я подумал, что отец Серафим, быть может, долго меня не задержит и я скоро возвращусь к своему чаю, но другая мысль внушала мне, что старец продержит меня долго, а мой чайничек раскипится, свалится и рассядется. Так, признаюсь, малодушествовал, но, слава Богу, искушению не поддался до конца и сейчас же пошел на призыв батюшки. Отец Серафим, когда я вошел к нему, благословил меня и улыбаясь сказал мне: «Я тебя не буду долго держать». Я же, как слепец или младенец, совершенно занятый своей мыслью, не обратил внимание на столь ясное изобличение моей немощи и одной половиной мысли, так сказать, выслушивал поручение, которое старец давал мне, именно: написать письмо к одной превосходительной особе с убедительной просьбой о пожертвовании трех десятин земли в пользу сирот Дивеевских, а другой половиной внимания не переставал сокрушаться о своем чайничке, который представлялся мне уже развалившимся. Отец Серафим, продолжая объяснять дело, еще не один раз повторил, что он не будет долго держать меня, для того чтобы я подкрепился. А я, продолжая быть невнимательным и думая, что наши мысли только случайно сходятся, все более и более утопал в мысленной борьбе своей.
Наконец, видя, без сомнения, изнеможение моего духа, старец скоро окончил свое поручение и, благословляя меня, опять сказал с улыбкой: «Видишь ли, ведь я говорил, что не буду держать тебя долго». И потом, как самый нежный отец, прижав мою голову к своей груди, сказал еще тихо: «Поди поскорее и кончи начатое-то, тепленьким-то подкрепись и не смущайся». Пораженный совершенно дивной прозорливостью старца, я хотя и нашел по возвращении в келью чайничек свой целым и готовым, но от удивления и теплоты душевной не мог ни до чего дотронуться. И долго еще после размышлял, осуждая сам себя за свое невнимание к такому старцу, к которому за сотни верст нарочито приходят, чтобы услышать от него хотя одно слово; а я, всегда находясь при нем, как младенец, допустил себя увлечься такими мелочами до такой степени.
О кроте
Я был свидетелем в жизни отца Серафима одного замечательного случая, показавшего мне, как Господь, подобно нежнейшей матери, любит истинных рабов своих.
Однажды, по приходе моем в пустыню отца Серафима, нашел его у источника, близ которого находились гряды, возделанные собственными руками старца, в каком-то смущенном и детски-ропщущем состоянии духа. Он держал в руках четыре или пять картофелин и, рассматривая, как они были попорчены кротом, с непостижимой сладкой скорбью повторял: «Вот, вот видишь, никакой им нет дороги чужие труды снедать».
Мне было и удивительно, и приятно смотреть на старца, и слышать его детский ропот. Тогда как он не отгонял от себя ни одного насекомого во время трудов своих, и не только давал им насыщаться своей кровью, но еще в это время в восторге духа пел свои любимые антифоны; теперь же скорбел о пяти попорченных картофелинах. Конечно, старец питал трудами рук своих сирот Дивеевских и нищих в гостинице; впрочем, одному Господу известно, о чем и отчего скорбел в это время старец.
Между тем неприметно мы дошли до другого конца гряд и там сели, начиная разговаривать о предметах душеспасительных. Но только лишь сели, как увидели не в дальнем от себя расстоянии самого крота, выбежавшего на гряду. Как бы потешаясь, он несколько раз выпрыгивал на своем месте и бегал взад и вперед. Может быть он еще долго бы не скрылся, как вдруг откуда ни взялась какая-то птица, похожая на ястреба. Она мгновенно устремилась на виновника, впустила в него свои когти и быстро понесла на воздух. Долго слышался писк попавшегося крота, пока не скрылись они из виду. Трудно передать, с каким детским довольством смотрел отец Серафим на все происходившее. «О, о! Вот так-то, так-то, чужие труды снедать», — повторял он. Милосердый Господь в этом случае ясно показал, как Он любит старца и труды его, так что когда раб Его и вмале опечалился, то Он и ту скорбь его утешил.