Выбрать главу

Была я раз у старца весной, в самое половодье. При мне приехала к нему какая-то вдова лесопромышленника, продол­жавшая и по смерти мужа заниматься его промыслом. Водой унесло у нее с берега неизвестно куда лесного материала на тысячу рублей. Она приехала спросить старца, что делать. Батюшка при мне, на общем благословении, сказал ей утвер­дительно: «Отправляйся в такое-то место, там найдешь твой лес; вернешь его на пятьсот рублей, а половина пропала». Она поклонилась батюшке в ножки и поспешила уехать.

В пятнадцати верстах от Оптинского скита в лесу жил сто­рож лесной с женой и двумя маленькими детьми. Однажды летом, в послеобеденную пору, врывается при мне в хибарку сторожиха с криком и в слезах. Меньший сынок у нее про­пал. Дело было так: жена отправилась зачем-то в город на ло­шади, а лесник — в лес. Дети оставались одни. Старшей де­вочке было пять лет, а мальчику ребенку — год с чем-то. Он мог только ходить, но еще не говорил. Увидав отъезжавшую мать, ребенок с криком погнался за ней. Мать, понадеявшись на старшую девочку, что она его остановит, поехала, не огля­дываясь. Долго ей чудился крик сынишки. Приехав из города поздно вечером, несчастная мать и вернувшийся из лесу отец не нашли сынишку дома. В хате была одна девочка. Всю ночь они проходили с фонарем по всем лесным тропинкам, а так­же и утро, но поиски их были тщетны. Выбившись из сил и решив, что ребенок съеден волками, оба они через сутки при­шли к старцу. На мать жалко было и взглянуть. Тотчас же они приняты были старцем, который немедленно послал их обо­их отслужить молебен пред Казанской иконой Божией Мате­ри, а после вновь отправиться на поиски. Молебен был отслу­жен, но после этого поиски их были уже не напрасны. Версты за четыре от своей сторожки они нашли своего мальчика здо­ровым и веселым. Сидел он под кустом, и, несмотря на то что прошло более суток со времени его пропажи, не было замет­но, чтобы он был голоден или плакал, а как будто спал. Все это было при мне, и я сама все это видела и слышала.

А еще один случай ужасно поразил меня. Старец летом в теплые дни при большом стечении народа имел обыкновение выходить наружу благословлять народ. Для этого отгорожено было жердями довольно пространное место от хибарки до ко­лодца (вырытого по указанию и благословению старца для утоления жажды посетителей из простонародья). С одной сто­роны этой огорожи мог проходить батюшка с келейниками, а с другой стоял народ. Батюшка благословлял всех по ряду и вместе занимался или отвечал на вопросы посетителей. Неда­леко от колодца стоял мужик с небольшим мальчиком лет четырех или пяти. Когда приближался к ним старец, кресть­янин поднял с земли ребенка, чтобы самому и ребенку при­нять от него благословение. Но в это время раздался разди­рающий душу крик мальчика. Он в страшных, невиданных мной до той поры, судорогах изгибался на руках отца. Тело его все перегибалось дугой. Несмотря на то что отец его был большой здоровый мужик, у него не хватило сил поднести ребенка к старцу на благословение. Батюшка остановился, строго взглянул на отца и сказал: «Чужое брал?» — «Брал. Гре­шил, батюшка», — был ответ. — «Вот тебе и наказание», — сказал батюшка. С этими словами старец пошел от него, а несчастный мужик ни сам подойти, ни сына подвесть под благословение не мог.

А уж и милостив был батюшка к кающимся грешникам!

Раз приехала к нему одна особа, у которой был на душе грех юности. Но она очень боялась явиться на глаза святому старцу, а что-нибудь высказать ему не смела и подумать, но желала только удостоиться поглядеть на него и принять от него благословение. Когда позвали ее к батюшке в келью, он, взглянув не нее, ласково встретил ее следующими словами: «Сидор да Карп в Коломне проживают, а грех да беда с кем не бывают». Она залилась горькими слезами, бросилась к старцу в ноги и призналась в своем грехе.

Совсем противоположное было с другой особой, приехав­шей со мной к старцу с таким же грехом, но не с целью пока­яться в нем, а спросить, как ей устроиться. Батюшка ее не брал. Сначала она ждала и так смело просилась к старцу, потом ста­ла все смиреннее и смиреннее; батюшка все не принимал, не­смотря на просьбу не только келейников, но и всех нас. Она была моя знакомая, и как я ни просила старца помочь ей, он, не отказывая, а, напротив, выслушивая меня, все-таки не брал. Дошло до того, что она наплакалась вволю, а я измучилась из— за нее. Горе было, что старец не брал, и еще было горе, что это стало у всех на виду, что он ее не брал. Так родной батюшка довел ее до сознания своего греха и заставил стыдиться его. Тогда уже и взял ее на чистосердечное раскаяние и помог ей советом. Так святой старец помогал больным душам.