— Придурок, ты хоть целься перед тем, как стрелять! — возмутился Чонин.
Блондин дёрнулся к двери, но Крис вновь наставил на него пистолет, бросив через плечо:
— Прости.
Блондин резко метнулся к окну и сиганул наружу прямо через стекло. До ошарашенного таким поворотом Криса долетел приглушённый крик. Чонин подобрался к подоконнику, ступая так, чтобы не поранить ноги осколками, выглянул наружу, весело хмыкнул и закинул рапиру на плечо.
— Что?
— А ты сам погляди, — предложил Чонин. — Камень и дневник ему, ага… Раззява. Хоть бы прыгать научился. Или смотрел, куда его несёт.
Крис осторожно подошёл к Чонину и тоже выглянул наружу. Блондин выпрыгнул неудачно и повис на металлической оградке. Его бедро застряло намертво меж прутьями, и без посторонней помощи он в жизни бы оттуда сам не слез.
— Позвоним в полицию?
— Думаю, соседи это уже сделали после первого выстрела, если не раньше.
— Как ты? Твоя голова… — Крис бросил пистолет себе под ноги и потянулся к лицу Чонина, но тот сделал шаг назад и смахнул его руку в сторону.
— Ничего страшного.
На улице взвыла полицейская сирена.
— Опять… — с тоской протянул Крис и поспешно припечатал ступню к спине вздумавшего улизнуть под шумок здоровяка.
В полицейском участке они проторчали полдня, пока давали показания. Оказалось, что блондинистый каброн в розыске в нескольких странах. Кража и контрабанда исторических ценностей. Ещё немного — и за его поиски взялся бы Интерпол. Крис и Чонин подписали все необходимые бумаги, но их успокоили тем, что свидетельских показаний хватало на несколько десятков лет, поэтому в суд их, скорее всего, вызывать не станут. И полицейские любезно отвезли их обоих домой к Чонину на патрульной машине.
У двери Чонин помедлил, потом оглянулся на Криса. У Криса без того кошки скребли на душе с самого утра, ну а теперь под внимательным взглядом Чонина он напрягся — дурное предчувствие не отпускало, лишь становилось сильнее.
— Думаю, тебе лучше вернуться в общагу, — тихо сказал Чонин и отвернулся.
Ну вот… У Криса душа ушла в пятки. Спрашивать, что случилось, он смысла не видел. Догадывался, то есть, даже знал наверняка. И сожалел о том, что блондин довольно удачно рухнул на оградку. Лучше б он грудью на те прутья напоролся, чем бедром. И совсем замечательно было бы, если б блондин свернул себе шею ещё в подземном городе.
— Чонин…
— Мне надо о многом подумать. Без тебя. Уходи, ладно?
Крис вздохнул. Спорить тут тоже было бесполезно — Чонин уже всё для себя решил. Пока не в пользу Криса. И чёрт его знает, что из этого выйдет.
— Чонин, я всего лишь хотел сказать, что ты, в любом случае, можешь на меня рассчитывать, — негромко произнёс он, протянул руку, чтобы ободряюще коснуться плеча Чонина, но не смог — духа не хватило. Медленно развернулся и деревянно стал спускаться по лестнице на негнущихся ногах. Внутри у него начиналось землетрясение, грозившее разбудить вулкан. Только вот ярость не на кого обрушить: блондинистый козёл за решёткой, а Чонин уж точно ни в чём не виноват.
◄●►◄●►◄●►
Сомнения — привилегия тех,
кто имеет собственное мнение
◄●►◄●►◄●►
На первый взгляд, ничего не изменилось. Никто в университете даже не представлял, что приключилось с двумя студентами с юридического факультета. Всё шло своим чередом, но Крис знал, что это неправда — изменилось всё. Абсолютно.
Он торчал на лекции по прикладной криминалистике, пропускал мимо ушей слова преподавателя и неотрывно смотрел на Чонина, занявшего привычное место у окна. Прямая спина, свободно расправленные широкие плечи, лёгкий наклон головы, длинная чёлка до самых глаз, смуглая ладонь с сильными пальцами, сжимавшими тонкую чёрную ручку… Хотелось подойти к нему, наклониться и коснуться губами идеального уха, провести кончиком языка по внешней кромке. Но нельзя.
Крис с трудом отвёл взгляд, полюбовался на собственные несвязные записи и помрачнел. Ему вообще ничего не хотелось. Ничего и никого, кроме Чонина. А ещё хотелось объяснить этому упрямому придурку, что в их отношениях не было ничего плохого и неправильного. Потому что любой человек может любить кого угодно — вне зависимости от пола, вероисповедания, цвета кожи и… какие там ещё бывают отмазки? И даже пресловутая содомия из Библии не подразумевала любовь между двумя людьми одного пола, а всего лишь сексуальное — и не только — насилие по отношению к свободному человеку и нарушение законов гостеприимства. У тех же евреев любовь мужчины к другому мужчине не каралась, таким людям всего лишь запрещали становиться священниками, а подобным им женщинам запрещали выходить замуж за священников — всего-то.
Крису много чего хотелось, но сделать он ничего не мог. Только подглядывать украдкой за Чонином, когда тот занимался в танцклассе один или с кем-нибудь. Интуиция советовала пока не трогать Чонина и позволить ему самому в себе разобраться. Другое дело, что Чонин не похож на других и такого мог себе там наанализировать — Крис и за десять лет не расхлебал бы. Ну, то есть, Крис вполне верил в здравый смысл Чонина… Временами. Но паниковать меньше от этого не получалось.
— А, ну да, у меня ж Венера в падении, — пробормотал себе под нос Крис. — Я точно истеричка.
Попытки взять себя в руки и перестать мысленно истерить ни к чему не привели. Крис уже который день играл отвратительно, на что тренер сердито сопел и не ленился его отчитывать, а ребята из команды смотрели волками и молча недоумевали. Крис отрешённо кивал тренеру, шёл в общежитие, запирался в комнате и падал на кровать. Он просто закрывал глаза, приманивая Морфея, но почему-то вспоминал подземный город, джунгли, Мехико, горячую ладонь на своей руке и мягкое прикосновение полных губ к пальцам. Потом, правда, не оставалось ничего, кроме долгих вечеров, когда он валялся с сердечными приступами на диване, а на полу Чонин возился с проклятым булыжником, картами и снимками. Наверное, это были самые лучшие воспоминания, как и разгадывание записей в дневнике в самолёте.
Крис продал бы душу, чтобы вернуть те вечера и часы, только на горизонте что-то дьявол не маячил и не предлагал подписать контракт. А жаль. Крис подмахнул бы все бумаги не глядя, чтобы вновь оказаться на полюбившемся диване и смотреть на увлечённого загадками истории Чонина.
Шла третья неделя после ареста блондина и его подельника. Крис выдержал визит родителей и безучастно выслушал ворчание отца по поводу «подозрительного корейца», из-за которого Криса таскали в полицию и вывозили в Мексику без документов в принудительном порядке.
— Тебе следует думать о будущем и учиться, иначе как ты собираешься работать в моей компании?
— А я там собираюсь работать? — ядовито уточнил Крис, не выдержав больше чтения нотаций. Это было в его характере: когда кто-то пытался решать что-то за него или указывать, что ему делать, Крис срывался с цепи — фигурально — и делал всё наоборот, по-своему. Работать в компании отца он никогда не намеревался — скука же смертная. Крису хотелось куда больше быть частным адвокатом или судьёй. Ещё лучше — государственным обвинителем.
— Тебе так нравится обвинять людей? — как-то спросил у него Чонин в один из тех долгих вечеров, по которым Крис тосковал уже так, что готов был выть на Луну волком.
— Обвинять всегда проще, чем защищать, но дело не в этом.
— А в чём тогда?
— Мне не нравится думать о том, что состоятельные люди, как правило, избегают ответственности благодаря своим денежкам. В конце концов, разве будет знаменитый и успешный адвокат за гроши защищать какого-нибудь нищего эмигранта? Сомневаюсь. А даже если и будет, ему придётся из собственного кошелька оплачивать все расходы. Один такой клиент, другой, третий — и потом сам адвокат станет таким же нищим. Неперспективно. Не в том смысле, что останешься без денег, а в том смысле, что помочь сможешь всего нескольким людям. И всё. Не грабить же банки ради этого.