— И ты меня прости, — сдерживая слёзы вины, крепко обняла его Готинейра, уткнувшись рогами парню в грудь.
Он чувствовал, что это мешало ему, но не сказал ни слова, а лишь ответил взаимным объятьем.
— Неужели я не могу остаться? — обратился он к Краус, не поворачивая головы.
— Ваш путь окончен. Отныне вы не есть заблудшая душа.
Ваш дом не здесь, майн друг. По крайней мере, ведь судьба глаголет эти мне слова, — Краус говорил спокойно, словно обдумывая каждую фразу.
— Но почему мне так кажется, что теперь мой дом здесь? — спросил он скорее себя, чем других.
— Ты просто привык ко всему, — шепнула Готинейра, отпустив Эрика из объятий.
И тут, казалось бы, должны были посыпаться ещё многие слова. Но вместо них в воздухе повисло молчание, словно каждый находящийся в комнате раздумывал над пережитым.
Стоящие на столе баночки едва заметно вздрогнули, а люстра закачалась. Массивные шторы неспешно раздвинулись сами собой, оголяя высокие арочные окна, через которые открывался вид на родной город Эрика.
— Мне пора, да?
Он жалел, что ему не разрешат остаться, но в то же время понимал, что в его родном мире парня ждут многие дела, которые ему необходимо закончить. Дела, которые он когда-то давно предпочёл разбить вдребезги, и теперь ему придётся собирать их по осколкам, восстанавливая собственную жизнь.
В углу комнаты, где стоял Лин, часть стены сдвинулась под сопровождение механических звуков, и помещение наполнилось свежим воздухом. Тот сразу забился Эрику в нос, и парень почувствовал столь знакомый и родной запах; осознал, что за этой самой дверью находится его родной мир — Земля.
Он молча подошёл к Лину, остановившись у порога, за которым находился перрон, а на его фоне красовалась пустующая железнодорожная станция, залитая светом фонарей.
Эрик не осмелился ничего сказать. Лишь молча, с тоской в глазах, смотрел куда-то вдаль.
— Мы ведь ещё увидимся? — тихо спросил он, не в силах свыкнуться с мыслью, что сейчас выйдет из поезда.
Рядом послышались почти бесшумные шаги. К руке парня прикоснулась Готинейра.
— Увидимся, — с лёгкой улыбкой сказала она, встав на носочки, и едва коснулась его губ, словно боясь дотрагиваться их, будто страшась, что Эрик рассыплется подобно иллюзии.
Он ответил на поцелуй, точно последний раз соприкасаясь с чем-то божественным и хрупким. Ответил на поцелуй лишь на секунду, которой хватило, чтобы перед его закрытыми глазами пронеслась вся жизнь.
Ему хотелось столько всего рассказать, но он понимал, что его слова ничего не решат, и ему действительно пора идти. Поэтому он ступил через порог, оказавшись на перроне.
— Эрик, — едва слышно произнесла Готинейра, но этого хватило, чтобы парень резко, словно услышав единственный во Вселенной звук, обернулся к ней. — Помнишь ту одежду, в которой ты попал ко мне? — она достала из-за спины крупный свёрток, бросив его Эрику. — Не такая уж она и мерзкая, — и мило улыбнулась.
— А ты не такая уж и сумасшедшая, как мне показалось изначально, — ответил он, поймав свёрток, и улыбнулся в ответ.
Из-под колёс громоздкого поезда-крепости зашипел, выходя густыми клубами, пар, а затем послышались громкие ноты массивного органа. Поезд крайне медленно начал набирать ход, метр за метром отдаляясь от Эрика, стоявшего не в силах двинуться с места, а лишь взглядом провожая уходящий поезд.
— Время всё покажет вам, майн друг! Время даст вам знать заветный звук! — крикнул высунувшийся из проёма закрывающейся двери Лин, бросив парню какой-то блестящий предмет.
Эрик поймал его, и удивился. Это оказались карманные часы самого Лина Крауса, стрелка на который мигом остановилось, стоило поезду начать отдаляться, стремительно набирая ход.
Эпилог
Всюду полумрак, через который с трудом проглядывалось какое-то помещение, состоящее сплошь из тёмного кварца, в зияющих дырах которого виднелись шестерни и пульсирующие сосуды, перекачивающие внутри себя кровь.
— Ты такой молодец, Эрик, — говорил неизвестный, похожий на гуманоида, но целиком чёрный, словно сама тьма, и испускающий из своего тела клубящийся дым. — Ты так хорошо постарался выполнить свою миссию… из тебя вышел чудный курьер. Но настала и моя очередь, — неизвестный, у которого лишь были сияющие белым глаза, подошёл к зависшей в воздухе металлической сфере, запустив в неё руки. — Ты хорошо постарался, — повторило оно, сливаясь воедино со сферой, погружаясь в неё.