Мгновение спустя я увидел, как Вернер резко толкает своего конвоира в сторону болота. Мужчина спотыкается и теряет равновесие, и с грохотом валится в воду. В тот же момент из воды выныривает когтистая рука грязевика. Монстр хватает незадачливого «гнома» и, впившись зубами в его шею, утаскивает его на глубину.
Остальные вскидывают своё оружие и с криками начинают палить по колышущейся водной глади. Тут же Вернер набрасывается на предводителя вражеской группировки, выхватывает из её кобуры запанной пистолет, стреляет в одного из мужчин, и приставляет ствол к голове женщины, которая ещё даже не успела понять, что сейчас произошло. Не теряя ни секунды, я также набрасываюсь на одного из бандитов. Один мощный хук в челюсть и удар ногой между ног заставили его ослабить хватку на рукояти его автомата, и я выхватил его оружие, успев нажать на курок.
Всего за несколько секунд ситуация кардинально поменялась: теперь в рядах наших недругов осталось лишь семь человек, один из которых ранен, а их главарь был у нас в заложниках. Жаль только, что я тогда не попал, когда выстрелил, выхватывая автомат из рук того человека. «Кажется, сказочная идиллия нарушилась» - саркастически произнёс мой внутренний голос.
Уже через несколько минут уже мы держали на прицеле наших нападавших. С их лидером на мушке Вернера, никто из них не захотел открыть по нам огонь. Они охотно сдали нам своё оружие, и, построившись в колонну, повели нас на их базу. Раненый был в тяжелом состоянии: два пулевых ранения в живот и грудь.
К рассвету мы, наконец, добрались к руинам какого-то завода. Табличка на воротах гласила: «Труболитейный завод им. Джона Илтона Тракста». Это имя я слышал впервые, впрочем как и о существовании этого труболитейного завода. К моему удивлению, нас никто не встречал на входе.
- Мы отправились за припасами в другой город поблизости. Нам нужны были все свободные руки. – Объяснила Милания (так звали лидера группировки).
Внутри действительно не было ни души: это можно было понять по отсутствию любого охранного поста и плотно зачехлённым окнам. Внутри мы нашли целый склад боеприпасов разных калибров и гору консервированных продуктов.
- Жируете, я погляжу! – сказала Холли, вертя банку консервированных персиков в здоровой руке.
Наступала ночь. Мы решили запереть раненного человека в лазарете вместе с одним из его товарищей. Мы предварительно проверили, чтобы в лазарете не оказалось никакого оружия. Второй парень умел оказывать первую медицинскую помощь, поэтому его было необходимо приставить к пострадавшему, всё ещё истекавшему кровью. Непосредственная угроза его жизни миновала, но кровотечение всё никак не останавливалось. Остальных мы собрали в одной из забаррикадированных комнат, и решили дежурить по очереди.
Немного посовещавшись, я, Холли и Верн решили забрать у группировки как можно больше еды оружия и патронов, оставшееся оружие утопить, и с полными рюкзаками покинуть это место. Мы единогласно приняли решение двигаться дальше на юг, к морю. Мы почему-то считали, что у моря нам будет лучше, ведь там, как ни как, есть рыба.
Холли дежурила первой, а мы с Вернером пошли на «боковую». Как обычно, я долго не мог заснуть. В голову всё лезли события прошедшего дня. Сегодня Верн убил двух человек и ранил одного. Сегодня мы побывали в плену, сбежали, взяли в плен тех, кто брал в плен нас. Сегодня мы успели потерять убежище с припасами и найти новое с ещё большим количеством припасов. Сегодня был самый насыщенный день во всей моей жизни. Погружаясь всё глубже в клубок воспоминаний о прошедшем дне, я не заметил, как мои веки слиплись, и я погрузился в липкую пучину блаженного сна.
Внезапно мои барабанные перепонки чуть не разорвались от пронзительного крика, усиленного акустикой большого помещения. Он раздавался откуда-то сверху. В голове я сразу же начал анализировать ситуацию, прогоняя все известные мне факты, вспоминая всё, что случилось с нами за последние двадцать четыре часа. Спустя секунду «обработки данных», я вскочил на ноги. Люди вокруг меня уже были на ногах. Все как один, включая наших «заключённых», рванули в сторону лазарета. Холли поспешно отпирала дверь, пока мы с Верном держали на мушке оставшихся пятерых человек. Изнутри кто-то стучал.
Белая дверь, на которой был нарисован большой красный крест (не слишком часто ли нам начали попадаться эти красные кресты?), распахнулась, и нам на встречу кинулся тот самый врач, что остался опекать больного, подстреленного Вернером. Глаза врача чуть ли не вылезали из орбит, лицо было искажено гримасой ужаса, а губы постоянно шевелились, будто он хотел что-то сказать, но не мог.