С кормы, чеканя шаг, спустился наш лидер.
— Капитан Луи Дюваль к вашим услугам, — он выпрямил спину и изобразил изысканный поклон, будто находился на светском приёме, а не на захваченном пиратами судне.
Гости, не сдерживаясь, прыснули хохотом. Их голоса слились в зловещую какофонию — рычание, скрежет, визг и блеяние существ неземных рас.
Гогот Скиппи внезапно оборвался. Его лицо посерьёзнело, чешуя на щеках натянулась. Мгновением позже дружки тоже заткнулись, словно по команде.
Капитан пиратов изобразил пародию на реверанс. Жёлтые глаза не отрывались от Луи.
Француз стёр пот со лба рукавом. Я видел, как дрожат его пальцы, несмотря на напускную храбрость.
— А ну-ка, гниды портовые, — прошипел Скиппи, прогуливаясь по палубе, будто у себя дома. — Делитесь хламом, и, может, ваши кишки останутся при вас. Шевелитесь, пока я добрый!
В последних словах прозвучала угроза. Некоторые члены нашего экипажа невольно отступили назад.
Луи гордо выпятил грудь, однако, его слова резко контрастировали с этой воинственной позой.
— Боюсь, вы не оставляете нам выбора, — голос дрогнул, выдавая страх. — Прошу лишь сдержать слово и не допустить ненужного насилия.
Скиппи довольно осклабился. В глазах его мелькнуло что-то новое — предвкушение. Он широко развёл руки, будто собирался обнять весь наш корабль.
— Хе, но это ещё не всё! — усмехнулся капитан, клацнув клювом. — Грудастая — мне. Черноволосая — команде, — Скиппи поочерёдно указал когтистым пальцем на Ханну и Ниту, которые в ужасе прижались друг к другу. — Наши ребята заслужили досуг после тяжёлой работы.
Пираты одобрительно взревели, сверкая голодными глазами. Один из них, с огромным шрамом через всю морду, облизнулся длинным раздвоенным языком.
— Поиграемся чуток, а потом сбагрим на ближайшем клочке земли, — продолжил кокозавр, смакуя каждое слово. — Кто знает, может, даже встретите их вновь в каком-нибудь второсортном борделе.
Я посмотрел на женщин. Ханна, что необычно для неё, внезапно зарыдала. Нита стиснула зубы с такой силой, что на скулах проступили желваки.
Мандраж и оцепенение внезапно схлынули, словно ледяной водой окатило. Внутри разгорался гнев — обжигающий, придающий силы. Я понял, что пора действовать. Нельзя позволить этому произойти.
Решительным шагом двинулся на противоположную сторону палубы, где происходил акт вопиющего беззакония. Мысли лихорадочно метались в голове. Перебирая модели поведения, понял, что все они сводились к одному — бесславной смерти.
Я оглядел соратников. Моральный дух был ниже плинтуса перед столь могучим врагом. В глазах каждого читался страх. С вражеской палубы в нашу сторону смотрело пару десятков стволов. Пиратский экипаж целился из разнокалиберного огнестрела — от изысканных мушкетов до многоствольных пистолей. На их лицах застыли кровожадные ухмылки. Твари предвкушали резню и развлечения.
Лишь Такеши злобно рычал и источал готовность к бою. Его глаза сузились до щелочек, жилы на шее вздулись, а пальцы сжимали рукоять нодачи с такой силой, что костяшки проступили, как камни под кожей. Поражаюсь его бесстрашию. Человек, который не боится погибнуть и не смеет дрогнуть перед смертельной опасностью.
Проделав половину пути по палубе, я внезапно остановился, словно наткнувшись на невидимую стену. Пульс участился, во рту пересохло. Послышалось… сонное демоническое зевание внутри головы. Наконец-то проснулся! Темнота в уголках моего сознания зашевелилась, растягивая призрачные щупальца.
— Стоило на мгновение закрыть глаза — и ты снова тонешь, — прозвучал раздражённый голос в голове. — Не надоело быть причиной моего пробуждения?
Я мысленно усмехнулся, чувствуя, как по венам разливается знакомое тепло — предвестник силы, которая вот-вот хлынет наружу.
— Братишка, чего ворчишь? — подумал я в ответ. — Тебя спросонья, поди, жажда мучает. Мы же сможем их выпить?
Сущность явно оценивала ситуацию. Не знаю, как я это понимал, но чувствовал всем нутром, что она прикидывала шансы и перебирала варианты.
Тем временем Густаво в два широких шага оказался рядом с шокированной Нитой и прикрыл её своим массивным телом. Олигарх выхватил из рюкзака мушкетон, направил на главаря пиратов и взревел:
— Этому не бывать! Она — моя!
Голос прогремел над палубой, отражаясь от парусов. В этом реве слышалась не просто ревность или собственнические чувства. Это был крик отчаяния человека, готового отдать жизнь за любимую. Я видел, как дрогнула рука Ниты, потянувшись к его плечу — безмолвный жест благодарности и страха одновременно.