— Семь с половиной.
— Чего «семь с половиной»? — оторопел Френсис.
— Процентов. По справедливости. Семь с половиной тебе, семь с половиной — Хью.
Сей последний зашелся в таком кряканье, что на него обернулись из-за соседних столов. Я догадывался о причине такого веселья.
— Ха-ха-ха-ха! Сопляк ты, Френсис, и б-больше н-ни-чего! Я говорил, что Джеки смекнет что к чему!
— Это нечестно!..
— Так всегда бывает. Все вышло бы по-твоему, если в не твоя страсть к дешевым театральным штучкам. Откуда ж тебе было знать про то, что мне уже приходилось встречаться с «мистером Э.», и про антиквариат? Неоткуда. И ты бы не ухватился за эту ниточку, если бы не знал, что антиквариат был украден, а узнать про это ты мог только, предварительно получив информацию у Хьюберта. По справедливости, он заслуживает половину вознаграждения за поимку. Почему, ты спросишь? Потому что, если бы не он, ни о каком вознаграждении речь бы вообще не шла.
— Но этот недомерок поспорил со мной на весь мой гонорар, что ты все раскусишь!
Хью изнемогал от смеха.
— Эт-то тебе наука будет. Из двух спорящих, с-сам знаешь...
— Но если я проспорил все деньги, которые ты мне должен за работу, да еще вместо пятнадцати процентов получу только семь с половиной, у меня же ничего не останется!
— Н-ничего, начинающим юристам эт-то п-полезно, — и он опять захохотал, вызывая удивление завсегдатаев.
Я улыбнулся про себя, понимая, как было дело. Хью спровоцировал Френсиса на пари. Самое же смешное в том, что происходит это уже в третий раз, и студент неизменно остается внакладе. Чтобы утешить его, я предложил:
— Слушай, поскольку мы с тобой оба знаем, что ты заключил договор с этим синдикатом...
— Почему это «мы оба»?
— Да потому, что если бы ты не выбил из них сумму вознаграждения, — причем не поставив меня в известность, — то не знал бы, что семь с половиной процентов это меньше того, что должен тебе за работу я. Очень просто. Итак, Френсис, поскольку ты любезно взял на себя обязанности посредника, утром можешь позвонить джентльменам из Уэтчестерского синдиката и уведомить их о том, что они могут выписывать чек. Мистер Джефф Энтони в самом скором времени будет доставлен в полицию.
— Я решил избавить их от почтовых расходов, — застенчиво промолвил Френсис, — и взял у них чек. Вот он.
Взглянув на количество нулей, стоявших справа от цифры, я расхохотался не хуже Хью.
— Как говорят в народе, «урок не впрок». А?
— Ей-богу, достаточно быть белым и носить галстук, чтобы эти олухи дали тебе денег, — заметил Хью.
Френсис только пожал плечами. В порыве великодушия я заплатил за обед и чаевые тоже взял на себя. Потом вручил обоим своим сподвижникам чеки. Френсис свой тотчас переписал на Хью. Я пообещал, что пришлю им по семь с половиной процентов, как только получу деньги. Мы допили кофе и двинулись к дверям, причем Хью продолжал издеваться над понуро шагавшим Френсисом.
Мы проводили Френсиса до того фонарного столба, к которому он приковал свой велосипед. Хью на прощанье призвал его не бросать в автоматы деревянные монеты и крякал до тех пор, пока студент не скрылся из виду. Потом повернулся ко мне:
— Ну так как?
— Ты о чем?
— Мы сейчас направимся в «Голубой Страус» или погодим?
— А что мы будем в этом «Страусе» делать?
— Там поглядим. Может, потанцуем до упаду, на таких балах от кавалеров отбою не будет. Может, еще какое-нибудь занятие найдем. Ты меня понимаешь?
Я посмотрел на него сверху вниз, и его глаза — глаза умной маленькой собачки — сказали: Хью намерен выступать в основном составе. Он знал, что в «Страусе» будет опасно, но именно поэтому решил идти со мной. В психологии таких чудаков, как Хью, сам черт ногу сломит. Ну, что же, вдвоем веселее.
— Да, — сказал я, — понимаю.
— Понимаешь? Н-ну и?..
Я снова поглядел в его спаниэльи глазки и выдержал паузу, стараясь не улыбаться.
— А ты как полагаешь?
В ответ он расплылся от уха до уха. Нашел тоже повод для ликования! Я возьму его с собой в притон педерастов, где людей избивают, а иногда и убивают, в заведение, которое чудная парочка — вор и садист-психопат — взяли в аренду у мафии, а мафия вовсе не горит желанием еще раз читать про бывшее «Зеркало», а ныне «Страус» на первых полосах газет, а потому во избежание новых скандалов наверняка оставила там своих людей. Мы направлялись туда, где всякий, кому мало посидеть в баре и полежать в темной комнате, может быстро и тихо откинуть копыта. Тем не менее, идти туда надо было.
Эльба совершенно права, когда говорит, что я веду неправильный образ жизни.
Глава 27
На этот раз у дверей «Голубого Страуса», выпуская влюбленные пары, стоял кто-то другой. Это замечательно, подумал я. Чем меньше знакомых, тем лучше. Швейцар воззрился на Хью с таким видом, словно тот сию минуту вылез из канализационного люка. Может, ему вообще не нравится, когда хромают. Может, ему показалось, что Хью в своем зелено-оранжевом клетчатом пиджаке одет слишком пестро. Трудно сказать. Быть хамом — первейшее требование, предъявляемое к вышибалам во всех манхэттенских заведениях, так что поди-ка пойми, чем именно мы ему не угодили. Он, правда, не послал нас, но глядел недвусмысленно.
— Вы заказывали?.. — спросил он.
— Как же, как же! Заказали, чтоб ты мне в с-с-стакан на-на-налил.
Швейцар «Страуса», по всей видимости, не привык к тому, что посетитель, заслуживший косой взгляд детины в смокинге, не рассыпается ни в прах, ни в извинениях. И потянулся к телефону.
— Эй, — остановил я его. — Зачем нарываешься на неприятности? У тебя что, зубы лишние есть? У нас дело к мистеру Энтони.
Рука его отдернулась от трубки. Он не знал, как себя вести в подобной ситуации, но зубы свои явно берег. Боюсь, я был не первый человек хулиганского вида и с разбитой физиономией, кто приходил сюда повидаться со стариной Джеффом.
— А мистера Энтони еще нет, — довольно растерянно пробурчал он.
— Тогда мы заглянем к Биллу.
Парень вытер взмокший загривок, радуясь, что мы наконец отстали. Хьюберт щелкнул пальцами:
— Место, Дейзи, место! Открывай дверь — гости пришли !
Приветственная улыбка заиграла на лице швейцара при виде трепещущей четы, появившейся в дверях. А мы с Хью, миновав арку, двинулись по направлению к кабинету Стерлинга. В переполненном зале огни были притушены. «Красных каблуков», впрочем, на эстраде не было. Вместо них юный комик изощрялся в остроумии, высмеивая гетеросексуальность как глупейшее и отвратительное отклонение. Давай, давай, подумал я, каждому — свое.
У самых дверей кабинета я подумал, что лобовая атака будет лучше всего, и, пнув дверь, ворвался вовнутрь. За мной неторопливо прохромал Хью, оглядывая помещение в поисках наилучшей точки обзора. Стерлинг сидел за столом, имея по левую руку одного из кожаных, а по правую — мистера Крыски.
Он-то и завопил, опередив Стерлинга:
— Хватай его!
Кожаный, уже имевший печальный опыт встречи со мной, полез под куртку, явно рассчитывая применить кое-что понадежней кулаков. Что именно — я узнать не успел, потому что прыгнул через всю комнату вперед, врезавшись в него с разгона всей своей тяжестью. Он отлетел к стене, а ствол, который он доставал, — на середину кабинета.
Все мое тело пронизала острая боль. Все ссадины и синяки запульсировали одновременно, точно кто-то включил рубильник. Стараясь не обращать внимания на эту иллюминацию, я стремительно развернулся лицом к Крыски, Он уже вытащил нож и метил мне куда-то в область плеча. От того, что я так резко переместился, он не только попал клинком в пустоту, но и подставился. Вложив в удар все свои девяносто с гаком, я двинул его правой, и Крыски отбросило в угол.