— Иди ты к воронам, — сказал Дамонакс. Соклей поднялся.
— Хорошего дня, — ответил он и покинул андрон.
Эринна сразу поняла, что что-то случилось.
— Куда ты? — окликнула она, когда Соклей прошествовал по двору.
— Домой, — он протиснулся мимо удивленного раба и вышел из передней двери дома Дамонакса. Менедем, несомненно, хлопнул бы ей, но Соклей закрыл дверь как можно тише. По его мнению, это Дамонакс не прав, и он не хотел становиться в один ряд с зятем или сестрой. Но это не помешало ему кипеть по пути домой. О нет, нисколько не помешало.
***
В свою очередь, Менедем проводил как можно больше времени вне отцовского дома. Во-первых, это удерживало их с Филодемом от стычек, во-вторых — устраняло соблазн или хотя бы возможность что-то с ним сделать. А в-третьих, Менедему просто нравились толпы, шум и суматоха.
Ходить на агору куда веселее, чем сидеть и смотреть на распускающиеся цветы. Горшечники, резчики дерева и кожевники громко предлагали свои товары с прилавков, которые служили не одному поколению их семей.
Ювелиры демонстрировали бронзовые браслеты, сверкающие, как золото, бисерные ожерелья и кольца из серебра. Фермеры из окрестностей полиса торговали зерном и оливковым маслом, оливками в рассоле и уксусе, капустой, салатом, грибами и свёклой, куриными и гусиными яйцами.
Зубодер железными щипцами тянул из разинутого рта пациента гнилой зуб, вокруг собралась толпа — зрители наблюдали и выкрикивали советы. Услышав стон жертвы, Менедем возблагодарил богов за то, что зубы у него крепкие.
Жонглируя чашками, ножами и шариками, по толпе ходил шут. Время от времени ему кидали оболы, и он подхватывал маленькие серебряные монетки, не теряя контроля над всем, что подбрасывал в воздух.
Силач с гротескными мускулами поднимал над головой человека обычных габаритов и подкидывал вверх, словно тот ничего не весил. Художник сидел на скамье перед площадкой с гладким песком. Он за обол рисовал длинным стилусом на песке портреты.
Менедем смотрел на его работу. Штрихи были быстрые и уверенные, художник, не тратя лишних движений, улавливал самую суть. И каждый мог любоваться портретом до тех пор, пока другой заказчик не давал своё серебро.
— Вот, — Менедем достал изо рта обол и протянул художнику. — Нарисуй меня.
— Конечно, о наилучший.
Закинув монетку в рот, художник опять разгладил песок. Тот, чей портрет там был, пробормотал что-то себе под нос — его изображение прожило недолго.
Несколько линий очертили острый подбородок Менедема, прямой нос, высокие скулы, чуть-чуть густоватые брови, линию роста волос, может самую малость отступившую вверх на висках. Спустя пару минут портретист поднял взгляд.
— Готово, друг мой, вот и ты.
— Похож, — согласился Менедем, который частенько видел своё лицо в зеркале из полированной бронзы. А вот деревенский бедняк мог и понятия не иметь, как выглядит, пока этот парень ему не покажет.
Едва Менедем отвернулся, чтобы уйти, как кто-то, подошедший взглянуть на портрет, произнес: «Вот красавчик».
Менедем приободрился. Хотя он уже не тот юнец, которого преследовали поклонники, похвала никогда не надоедала.
Неподалёку полдюжины человек затеяли спор о том, разразится ли этим летом война между маршалами Александра.
— Попомните мои слова, кто-то победит остальных, — объявил седобородый.
— А я сомневаюсь, — возразил тот, что помоложе. — Как только кажется, что один из тех грязных македонян поднимается вверх, все остальные набрасываются на него и тащат вниз. Это может тянуться долгое время.
Менедем подошёл и присоединился к спору.
— Это и так уже давно тянется. Александр сколько лет мёртв? Шестнадцать.
Спорщики чуть расступились, чтобы дать ему место. Ведь если не обсудить такие вопросы со своими согражданами на агоре, то больше и негде.
Коренастый тип примерно одних лет с Менедемом, украшенный шрамами, выдававшими в нем наёмника, склонил голову.
— Верно, — произнёс он. — Шестнадцать лет, а у нас до сих пор есть Антигон, Птолемей, Лисимах и Кассандр, соперничающие друг с другом, — голос звучал бодро — пока маршалы ссорятся, наёмник не останется без работы.
— А Селевк? — вставил кто-то. — Не забудь, что есть ещё Селевк на востоке. Пару лет назад Антигон попытался его раздавить, да не смог.
— Да, ты прав, — согласился Менедем. — Он похож на гуляку, который, прослышав про симпосий, сам себя туда приглашает. Думаю, остальные четверо должны хорошенько присматривать, пока он в андроне — а не то уйдёт и прихватит с собой что-нибудь из мебели.
— Это точно, за тем, кого сам старик Одноглазый не смог разбить, нужен глаз да глаз, — сказал человек, похожий на наёмника.
— Александр дал миру понять, что и эллинов, и македонян способен возглавить один человек, — сказал седой. — Теперь, когда он доказал, что такое возможно, эти маршалы будут драться, как борцы-панкратиасты на Олимпийских играх, пока не останется только один.
— Это точно, что попытаются, — ответил Менедем. — Но они дерутся не как панкратиасты. Они заключают друг с другом союзы, потом разрывают. Чтобы один выиграл, он должен победить всех остальных одновременно, а это пока никому ещё не удавалось.
— Возможно, это и не удастся, — сказал человек помоложе, который вначале возражал старику. — Теперь ты согласен, Ксеномен?
— Нет, — седоволосый покачал головой. — Пятьдесят лет назад вы сказали бы, что никто никогда не сможет управлять всеми эллинами. А потом пришёл Филипп Македонский, и сделал это, а после него Александр. Так что, я не вижу причин, почему на сей раз не может быть так.
Все умолкли, задумавшись. Менедем прикинул, что сказал бы на это Соклей — брату тоже нравились подобные споры. Сам же продолжал настаивать:
— Даже если такое может случиться, это не значит, что оно обязательно произойдёт.
— Ха! — сказал Ксеномен. — Это ты скажи Антигону, не мне. Ведь остальные опасаются его больше всех, и правильно делают.
— Птолемей его пару лет назад потеснил, отобрал южное побережье Анатолии, — сказал тот, что был похож на наёмника.
— Но он всё еще хозяйничает в Финикии и во многих эллинских городах западного берега Анатолии, — возразил Менедем. — А это значит, он ещё способен построить свой флот. И он нанимает пиратов, так же как нанимает солдат воевать на суше.
В ответ все родосцы забормотали. Их полис жил торговлей. Пиратов они ненавидели и старались отбиваться от них при помощи своего флота. Сам Менедем дрался с ними в двух своих последних плаваниях, он не мог испытывать симпатий к тому, кто их поддерживает. Как и все остальные. Один из них произнёс:
— Раз он нанимает пиратов, то может в любой день направить их против нас, если откажемся ему подчиниться, — Менедем оттянул горловину своей туники и плюнул за пазуху, чтобы отогнать дурной знак. То же самое сделали и трое других родосцев, а Ксеномен угрюмо сказал:
— Нам хочется только оставаться свободными и самостоятельными, вот и всё. Ну, то есть по-настоящему свободными и самостоятельными.
Многие полисы, зовущие себя этими гордыми именами, были свободны — исполнять то, что прикажет маршал, и независимы — от прочих маршалов. Вот до чего пала былая независимость эллинов. Даже на Родосе короткое время стоял македонский гарнизон, но после смерти Александра покинул остров. Сейчас Родос был действительно свободен и независим, и мог в равной мере иметь дело и с Птолемеем, и с Антигоном, а также и с прочими, более отдалёнными маршалами.
Ксеномен продолжал:
— Впрочем, как нам сохранить свободу, если один македонянин восторжествует над остальными? Он проглотит нас так же, как всех и всё остальное.
— Но ты по-прежнему предполагаешь то, чего не видал — что один маршал способен справиться с остальными, — сказал Менедем. — Пока не увидишь — это всё равно, как гадать, что случится, если слон полетит в небеса, не объясняя, прежде всего, как слон может летать.
Пожилой собеседник бросил на Менедема неприязненный взгляд. Некоторые рассмеялись, что вызвало у Ксеномена ещё большее раздражение. Они ещё несколько часов провели, споря о маршалах и обо всём остальном, что приходило на ум. К их кругу то и дело присоединялся кто-нибудь новый, или кто-то на время уходил по своим делам и возвращался. Лучшего времяпровождения для долгих часов безделья Менедем и придумать не мог — исключая, конечно, общество женщины.
Когда он наконец вернулся домой, отец ждал его в андроне. Менедем вежливо кивнул и направился к лестнице. Он не чувствовал себя готовым к новому спору. Но Филодем повелительно помахал ему рукой и Менедем оказался в безвыходном положении, пришлось остановиться и подойти.
— Что случилось, отец?
— Как скоро «Афродита» сможет выйти в море? — резко спросил Филодем. Менедем сунул палец в ухо, сомневаясь, не ослышался ли.
— Как скоро сможет выйти в море? — переспросил он, не веря своим ушам.
— Да, я как раз об этом спрашиваю, — раздраженно ответил отец.
— Да, господин, — Менедем задумчиво нахмурился. — Загрузить её и собрать команду займёт не более дня или двух. И можно даже быстрее, если бы нам не требовалось так много гребцов. Но большинство из них будет из тех, кто уже ходил на «Афродите».