Хорошо, хорошо, понятно. А что вы сделали, когда все же заметили сторожевик? Да ничего, продолжали идти своим курсом. Отворачивать поздно было. Ну как нам перед ним отворачивать? У нас инерция вон какая, а он маленький и верткий, он и в нашем плавательном бассейне развернуться сможет. А на море – простите за напоминание – есть непреложное правило: не подставлять опасности борт. Не знаю, как истец, а мы про «Титаник» помним. Тем более, нефть везли. Мало ее уже в море выливалось? Нет, мы, даже когда поняли, что они отворачивать не собираются, решили принять удар форштевнем и продолжали идти своим курсом. Машину? Нет, не стопорили. Наоборот, самый полный назад дали, чтобы сколько можно скорость погасить. И, с невинным видом: вот, записи робота посмотрите. Там должно быть.
Смотрят записи. Погодите, погодите! Что машина наддала, тут есть, а где про полный назад? Дайте–ка… ну… нет, быть не может! Похоже, датчик не сработал. Ну посудите сами, мы же не древний броненосец со шпироном, чтобы на таран их брать? И зачем?
Допустим… ладно, время примерно совпадает. Что ж, достаточно. Суд удаляется на совещание.
Совещались недолго, зачитывают вердикт: суд признает, что вины ответчика в данном случае нет. Неисправность радара не может быть поставлена в вину ответчику. Навигационная обстановка позволяла вести суда и без радара; на корабле же истца он был в исправности и показал отметку танкера задолго до ожидаемого времени пересечения курсов; кроме того, со сторожевика танкер был обнаружен зрительно, как только показался на горизонте. Корабль истца имел перед танкером ответчика преимущество в маневренности. Командир корабля истца сразу же определил тип обнаруженного судна и, как моряк, должен был знать его ходовые свойства и тот факт, что оно везет опасный груз.
Следовательно, по таким–то и таким–то правилам мореходства, командир корабля истца должен был и имел все возможности своевременно совершить действия и маневры, предотвращающие столкновение.
По указанным причинам иск истца отклоняется, и он обязан уплатить все судебные издержки. Более того, наниматель танкера имеет право подать встречный иск на возмещение ущерба, так как столкновение и не предусмотренный расписанием заход в порт Дакар вызвали задержку доставки груза и соответствующие убытки.
Также и владелец танкера имеет право подать на истца иск. Во–первых, на возмещение материального ущерба судна в виде ободранной при столкновении краски на форштевне (тут уже наши откровенно ухмыляются) и стоимости перекраски, а также на возмещение морального ущерба экипажа танкера, испытавшего при столкновении вполне понятную тревогу и беспокойство.
Тут уж наши, уткнувшись в лицом в колени, начинают беззвучно хохотать.
Рассказчик, дойдя до этого момента, тоже не то что захохотал – зашелся ржанием до икотки, хотя выпили мы не так уж чтобы много. Я спросил его: ты чего, мол? – Да вспомнил бурские рожи, когда они вердикт выслушали.
Прочитал я недавно историю. Вроде бы дурь полная, но со смыслом.
Некий американский инженер задумал попасть в книгу Гиннеса. Для этого он из строительного компрессора и водопроводной трубы большого диаметра соорудил пневматическую пушку и расстрелял из нее танк… морожеными курами.
При полной абсурдности замысла инженер он был толковый и все заранее рассчитал. По расчету, кур требовалось двадцать пять тонн, что в процессе… разумное слово тут трудно придумать… ладно, шут с ним – опыта, полностью подтвердилось.
На семнадцатой тонне сварные швы танка начали трескаться, и еще пять тонн потребовалось, чтобы разбить машину вдребезги. Итого двадцать две тонны, в расчет уложился.
Казалось бы, ну что тут, кроме психопатологии? Да как сказать. Танк–то был – «Першинг», он сорок три тонны весит. Почти вдвое больше, чем кур потребовалось. А самая что ни на есть промерзшая курица ну уж никак не крепче танковой брони.
Бог создал целые числа; все остальное – от несовершенства нашего ума.
Давид Гильберт
Был у меня в студенческие годы приятель – семинарист. Что для «технарей» вообще говоря, не характерно, а в советское время могло и боком выйти. Впрочем, не о том речь.
Мы с Генкой (так его звали) частенько за выпивкой затевали разного рода дискуссии. Я атеист, но не идейно–забубенный, да и Генка был в своем деле не педант и не ортодокс, так что беседы выходили занимательные.