Это одна из наших многочисленных кодовых фраз, которая означает: «Мы в полной жопе, создаем отвлекающий маневр и сваливаем как можно быстрее».
Фин замирает.
— Вот дерьмо, — выпаливает Макс.
Что до меня, я захлопываю пудреницу, возвращаю ее Фин и допиваю остатки своей «Маргариты». Затем дотрагиваюсь до ножа в кармане пальто, жалея, что у меня не пистолет. Потом перевожу взгляд с одной подруги на другую.
Мое сердце бьется о грудную клетку. Моя кровь — расплавленная в венах лава.
— Готовы?
— Я не собираюсь терять еще одну пару лабутенов, — возмущается Фин.
— Именно поэтому ты обязана всегда носить байкерские ботинки, как я, идиотка. Эти острые штуки, которые так тебе нравятся, не предназначены для бега, — злится Макс.
— Если бы я хотела выглядеть как бездомный цирковой артист, то определенно оделась бы как ты, Максима.
— Поднимайся, Финли.
Нахмурившись, потому что она ненавидит, когда ее называют полным именем, Макс резко встает и уходит, толкая вращающуюся дверь в задний коридор ресторана, где находятся туалеты.
Через пять секунд мы слышим приглушенный грохот, а затем крик. Еще через несколько мгновений оживает пожарная сигнализация.
Ресторан погружается в хаос.
Из коридора, в котором скрылась Макс, выбегают охваченные паникой мужчины и женщины, толкая друг друга и спотыкаясь в спешке о собственные ноги. Посетители за соседними столиками вскакивают с криками и стекаются к входной двери.
Аварийные огни переливаются красным и синим.
Срабатывает система пожаротушения, поливая с потолка ледяной водой.
Над входом в коридор по стене поднимаются серые клубы дыма.
Фин хватает меня за руку. И мы бежим.
Проталкиваясь сквозь поток тел, мы направляемся в сторону кухни, уворачиваясь от опрокинутых стульев и стараясь не поскользнуться на мокром кафельном полу. Оказавшись внутри, я отпускаю руку Фин, и мы расходимся в разные стороны.
Она поворачивает налево к комнате отдыха для сотрудников. Я же бегу к запасному выходу. Мы встретимся позже на квартире после того, как все отправят «все чисто» код на специальной голосовой почте.
Если одна из нас не оставит сообщение, две другие не вернутся в квартиру.
Никогда.
Холодный вечерний воздух снаружи обжигает мои разгоряченные щеки. Я на парковке за рестораном. Переполненные вонючие мусорные баки окружают меня со всех сторон.
Не оглядываясь, добираюсь до улицы так быстро, как только могу. Оказавшись там, резко поворачиваю направо и бегу к оживленному бульвару с четырьмя полосами движения.
Позади себя я не слышу топота шагов. В ушах только дикий грохот моего сердцебиения и мое тяжелое, паническое дыхание.
Дойдя до угла бульвара, я оглядываюсь через плечо, но там никого нет.
Он не преследует меня.
Я сбежала.
Глотая воздух, я замедляю шаг, но продолжаю идти на яркие огни здания впереди. Это старомодный кинотеатр с крошечной кассой у тротуара и позолоченным шатром в стиле ар-деко. Небольшая компания толпится перед входом, ожидая, когда откроются двери.
Как подарок Вселенной, у тротуара останавливается такси.
Я снова перехожу на бег.
Сбив молодую пару, которая как раз собиралась открыть заднюю дверцу такси, я ныряю внутрь, захлопываю дверцу и опускаюсь на сиденье, выискивая в окне любой признак опасности.
— Бикон Хилл, пожалуйста, — переведя дыхание, говорю водителю.
— Маунт-Вернон-стрит, пятьдесят девять, если не ошибаюсь? — уточняет голос с ирландским акцентом.
Кровь застывает у меня в жилах.
Я поворачиваю голову и вижу, что он сидит на сиденье рядом со мной и улыбается, как накачанная тестостероном версия Чеширского кота.
Вулкан.
Он же Лиам Блэк.
Он же самый крупный, самый крутой, самый безжалостный гангстер по обе стороны Атлантики.
Человек, у которого я украла целый грузовик подгузников.
Вот дерьмо.
ГЛАВА 4
Джули
Когда я просто сижу и таращусь на него в ужасе, он говорит:
— Живешь в шикарном районе. — Его улыбка становится шире. Свет от театрального шатра мерцает на его кипельно-белых зубах. — Полагаю, старая поговорка «грабежи – дело невыгодное» неверна.
Такси отъезжает от тротуара и вливается в поток машин. Мне удается оторвать язык от неба и выпрямиться в кресле. Затем я одариваю его взглядом, демонстрирующим презрение, но, вероятно, выходит это не очень, если учесть, какое количество частей моего тела находятся на грани полного отказа.