Митька и Серый только и смотрели, давясь слюной, как конвойные и немцы аппетитно принимают пищу, а повар скоблил половником по стенкам котла и доедал остатки.
Серый больше не смог смотреть на это и отвернувшись, стал продолжать свой рассказ:
- Так на чем я остановился? Ах, да…
Сцена 4. Рассказ Серого. Деревня под Смоленском. Осень-зима 1941г.
После того, как нас оккупировали - наша семья стала нести потери. Сначала умерла бабушка. Мама не говорила нам от чего именно, но мы догадывались, что от голода и истощения. Она тайком от матери всю, и без того не многочисленную еду, отдавала нам – своим внукам. Только мы ее похоронили, как через несколько дней рядом с ней уже хоронили нашу самую старшую сестру – Анюту. Один пьяный немецкий солдат подкараулил ее, схватил и затащил в сарай. Она сильно ударила его, и вырвавшись, выбежала на улицу, но далеко убежать не успела. Он застрелил ее. На звук выстрела вышел офицер и только отругал этого солдата, а потом велел ему идти проспаться. Ане тогда было всего 17 лет.
Старшие братья – Валера и Павка поклялись отомстить за ее смерть, но мама боялась, что их тоже расстреляют, и поэтому, пересилив свои страдания – отправила их в лес. Потом мы узнали, что они примкнули к партизанам, но отомстить так и не успели. Их партизанский отряд накрыли каратели по наводке предателя – не выжил никто.
Зимой от болезни умерла младшая из сестер – Соня. Она была старше меня всего на год. Я часто слышал, как мама плакала по ночам, и я каждый раз старался ее успокоить. Она держалась. Ведь у нее еще были мы – я и сестра Глаша. Ради нас она жила и старалась нас прокормить и обеспечить всем необходимым. Ей пришлось устроиться на работу к немцам. Вела хозяйство и ухаживала за офицером, который поселился в нашем доме. Он был назначен комендантом в нашей деревне и контролировал линию снабжения немецких войск, которая проходила здесь. Мама стирала его форму, мыла посуду, убиралась в доме и так далее. За работу маме выдавали паек из солдатской полевой кухни, так что еды - чтобы выжить, нам хватало…
Водитель этого самого немецкого офицера был тоже солдатом, но уже довольно пожилого возраста и отличался от всех остальных немецких солдат. Звали его Вильгельм. Он был очень добрым, и часто бывало - общался со мной. Я, конечно же, не понимал, что он мне говорит по-немецки, но суть была понятна. Он рассказывал про свою семью, которая жила где-то под Берлином и показывал фотокарточки своих детей, жены и родных. Детей у него было много и почти все уже взрослые. Двое старших его сыновей к тому времени уже погибли на фронте. Один из них во Франции, а второй затонул вместе со всем экипажем на подводной лодке. Но еще у него был младший сын примерно моего возраста, видимо, поэтому он проникся ко мне как к родственной душе.
Вильгельм, как и остальные водители военной техники – получал дополнительную пайку в виде шоколадных плиток, но поскольку у него были проблемы с зубами – то он не ел сладкое и весь шоколад отдавал мне. А я делился угощением с Глашей и мамой. До сих пор помню сладкий вкус и приятный аромат этого «Панцершоколада». Вкуснее ничего в жизни не ел.
Так мы и прожили два года. В конце лета 1943-го года расквартированные в нашей деревне немцы эвакуировались на запад, так как наши советские войска прорывались – освобождая нашу землю от захватчиков. Маму и Глашу вместе с остальными местными жителями деревни – немцы забрали с собой на принудительные работы в Германию. Мама в последний момент успела спрятать меня в стоге сена на поле рядом с деревней. Вильгельм видел это, но не сдал меня. Когда я вышел из своего укрытия – деревня была уже вся сожжена. Немцы, отступая, подожгли все дома, чтобы они не достались нашим. Я несколько дней провел в одиночестве и питался крохами, что мог разыскать на пепелище, пока сюда не пришли красноармейцы. Они увидели меня оголодавшего и всего чумазого от сажи и не могли поверить, что я один тут остался. После чего меня досыта накормили и переодели в чистую, хоть и великоватую мне – солдатскую форму. Я хотел остаться с ними и идти освобождать маму и Глашу от немцев, но меня отправили с обозом в тыл. Потом посадили на поезд и куда-то долго везли. Я не находил себе места и чем дальше я ехал, тем грустнее и обиднее мне становилось. На какой-то станции, где поезд остановился и стоял, я тайком выбрался из вагона и сбежал. Я очень хотел догнать тех солдат, что освободили нашу деревню, а точнее то, что от нее осталось и идти с ними освобождать маму и Глашу. Но мне так и не удалось дойти до своей деревни. Я сбивался с пути и меня постоянно ловили, то военные патрули – то милиционеры, но мне каждый раз удавалось сбегать. В конце концов, так прошло еще пару лет, война закончилась, а я все скитался и скрывался, пока не оказался здесь в нашем селе.