— М-м-мне оч-чень жаль, сэр, — пролепетал Эдди.
Вы ошиблись, если сочли эту фразу обыкновенной данью вежливости. Ему действительно было очень жаль: мальчик сожалел, что ему довелось встретиться на жизненном пути с Безумным Дядей Джеком, Еще Более Безумной Тетей Мод и ее неподвижным горностаем Малькольмом. Да и то сказать: разве нормальный человек назовет свой дом Беспросветным Тупиком? Теперь Эдди казалось странным, что он не сразу понял, с кем имеет дело. Ведь поначалу его нисколько не насторожило это название.
— Оч-чень жаль, сэр, — снова выдавил из себя Эдди.
— Это не ты должен просить у меня прощения, малец, — пояснил бородатый странник. — Я жду извинений от джентльмена, который меня оскорбил.
Эдди так и подмывало спросить у бородатого странника, почему в таком случае револьвер направлен на него, а не на Дядю Джека, но он счел за лучшее попридержать язык.
— Убери эту штуковину, толстая бестолочь! — зарычала на странника Безумная Тетя Мод, с неожиданной быстротой выскакивая из экипажа.
Она ухватила обидчивого странника за бороду, отчего тот резко отшатнулся назад. Ко всеобщему изумлению, его борода осталась в руке у тетушки. Только неподвижный Малькольм проявил безучастность, чему, по-видимому, не следует особенно удивляться.
Бородатый странник, на поверку оказавшийся безбородым обманщиком, попытался выхватить бороду из тетушкиной руки, но при этом его револьвер был нацелен уже не на Эдди, а на проплывавшее по небу облако.
Безумная Тетя Мод, которая проявила себя вовсе не такой уж и сумасшедшей в обращении с человеком, выдававшим себя за разбойника с большой дороги, схватила Малькольма за хвост и стала колотить странника по ногам головой горностая.
Когда нос животного вступил в контакт с коленкой странника, раздался характерный щелчок, за которым последовал истошный вой, такой громкий, что Эдди будет помнить его до того дня, когда ему исполнится шестнадцать лет. (Я вижу, вам не терпится узнать, почему он забыл об этом вое именно в день своего рождения, через пять лет после описываемых событий? Могу лишь намекнуть, что дело не обошлось без гипнотизерши по имени Большая Грета, но это уже другая история.) Безбородый бородатый странник повалился навзничь, роняя на землю револьвер и фальшивую бороду.
Когда револьвер ударился о твердый грунт, его курок самопроизвольно спустился — и из конца ствола выдвинулось древко с флажком, на котором было написано какое-то слово.
Если вам пришло в голову, что это было слово «бах» или «трах-тарарах», то вы ошиблись, поскольку на самом деле на флажке красовалась фамилия ПАМБЛСНУК; можете себе представить, какими маленькими буквами пришлось написать это слово, чтобы оно поместилось на небольшом флажке, который в свою очередь должен был поместиться в узком стволе револьвера. Но эти буквы оказались все же достаточно большими, чтобы Эдди смог прочитать слово с того места, где он находился.
Выходит, человек с фальшивой бородой угрожал им фальшивым револьвером! Теперь, когда борода не заслоняла половины лица ее владельца, ползавшего по земле на коленях, Эдди узнал странника, который оказался вовсе и не странником. Это был не кто иной, как мистер Памблснук собственной персоной, актер-импресарио труппы странствующих актеров.
Эдди тут же убедился, что его двоюродные бабушка и дедушка тоже узнали мистера Памблснука, но они повели себя настолько странно, что сильно удивили Эдди — в миллионный раз с той минуты, как он отправился с ними в это безумное путешествие.
— О мистер Памблснук, вы поистине величайший из смертных, — пропела Безумная Тетя Мод, помогая извалявшемуся в пыли актеру-импресарио подняться на ноги. Она дернула его за плечи с такой силой, что он едва не врезался головой в бок экипажа.
Между тем Дядя Джек нагнулся и поднял с земли фальшивый револьвер.
— Ну и ловко же вы меня разыграли, сэр, — одобрительно хмыкнул он. — Признаться, я уже стал подумывать о том, как мы поделим между собой пожитки Эдди, когда вы его застрелите. — Дядя Джек подал актеру-импресарио фальшивую бороду, из которой торчало шестнадцать хвойных иголок и несколько осколков скорлупы совиного яйца. — Куда путь держите, мистер Памблснук? Почту за честь подвезти вас, если позволите.
Эдди впал в ярость. Он весь пылал от гнева. По-видимому, он был единственным, кому не пришелся по вкусу розыгрыш, но я не нахожу в этом ничего удивительного: ведь дуло револьвера было наставлено именно на него. То, что револьвер оказался предметом театрального реквизита, дела не меняло: страх, который испытал Эдди, был настоящим.