– Бисли, – скучающим тоном, но совершенно отчетливо произнес он, когда великий человек сделал паузу, чтобы перевести дыхание, – вы задница.
Все, включая мистера Бисли, окаменели. Но этот политик недаром на протяжении нескольких лет был членом парламента. Он почти мгновенно пришел в себя и переспросил тоном, не сулившим ничего хорошего человеку, осмелившемуся на критику:
– Прошу прощения, сэр?
– Вы задница, – повторил лорд Эдмонд, и Мэри зажмурилась, побледнев от негодования. – Не представляю, как все эти, несомненно, умные люди могут стоять здесь и вежливо слушать эту полнейшую бессмыслицу.
– Милорд, – инстинктивно шагнув вперед, промолвила Мэри с выражением, подобающим хозяйке дома, но совершенно не представляя себе, как сгладить неловкость момента, однако мистер Бисли, успокаивая ее, поднял раскрытую ладонь.
– Не расстраивайтесь, мадам, прошу вас. Думаю, джентльмен объяснит свои слова.
– Перераспределение богатства поровну сделает всех одинаково обеспеченными и счастливыми, – начал лорд Эдмонд, – наступит невозможное – рай на земле. Эта идея так же глупа и так же стара, как мир.
– Конечно, – мистер Бисли огляделся по сторонам в поисках поддержки, – спикер, как один из самых состоятельных и привилегированных людей, может многого лишиться при новом строе. То же самое можно сказать о большинстве присутствующих в этой комнате. Однако почти всем из нас присущ дух человечности и справедливости.
– Дух коровьего дерьма, – высказался лорд Эдмонд. – Бисли, если вы всерьез верите, что, искусственно создав всеобщее равенство, заставите всех и в будущем оставаться равными и быть счастливыми, то у вас, очевидно, в голове горох вместо мозгов.
– Я всегда считал, – мистер Бисли сделал глубокий вдох, от которого, казалось, увеличился вдвое, – что тупоголовые, недалекие люди неизменно высказываются подобным образом о тех, кого они не в силах понять.
– А я всегда считал, – парировал лорд Эдмонд, – что задницы обычно мнят себя гениями. Установив равенство среди бедноты, вы, Бисли, не уничтожите права собственности, титулы и положение в обществе. Неужели вы и в самом деле думаете, что, поселив пьяницу и карманника на нескольких акрах земли и сунув ему в руки пачку денег, вы обеспечите ему счастливое, безбедное существование на всю оставшуюся жизнь? Да он потратит деньги на джин, продаст землю, чтобы получить еще денег, и обворует соседа, чтобы иметь деньги на будущее.
– Алкогольная зависимость. – Мистер Бисли скривил губы. – Мнение того, кто с этим знаком, сэр? Лично у меня нет опыта в подобных делах.
– Вот вы и вынесли себе приговор, своим признанием подтвердив, что я правильно вас оценил. Если вы не понимаете людей, Бисли, вы не имеете права стряпать теории, которые могут их осчастливить. Неужели вас ничему не научила Французская революция и судьба Наполеона Бонапарта? Замечательный пример всеобщей свободы и равенства. Вы не согласны? – Отвернувшись от заинтересовавшихся слушателей, лорд Эдмонд заметил, как напряглась Мэри от бессильной ярости и неловкости. – Мне пора идти, леди Монингтон. Я мог бы остаться и продолжить дискуссию, но я уже достиг своей цели, а выступать в роли оратора мне не хотелось бы.
Как он смеет? Нет, как он посмел!
Мэри могла просто дать ему уйти и остаться с гостями, чтобы по возможности разрядить обстановку, ей вовсе не обязательно было провожать его до дверей, но она повернулась и первая вышла из гостиной.
– Великолепный вечер, Мэри, – сообщил ей лорд Эдмонд, закрыв за собой дверь в комнату.
– Как вы могли! – Мэри с горящими глазами обернулась к нему. – Как вы могли так оскорбить меня и испортить мой вечер?!
– Если я правильно понимаю, эти вечера устраиваются для обмена мнениями, а не для произнесения монологов, – заявил он, удивленно глядя на Мэри. – Мне помнится, полковник Хайд с нетерпением ждал этого вечера, предвкушая, что полетят искры, если придет Магроув. Знаешь, Мэри, ради тебя сегодня вечером я избавил всех от скуки. Мне, кажется, удалось высечь несколько искр, или я ошибаюсь?
– Вы назвали его… – Мэри резко оборвала себя.
– Задницей? – закончил за нее лорд Эдмонд. – Но он и есть задница, лошадиная задница, если быть более точным. Мэри, неужели ты совершенно серьезно можешь слушать, как он несет такую чушь? Видимо, вежливость слишком глубоко укоренилась в тебе.
– Возможно, это и к лучшему, – напряженным от возмущения голосом согласилась Мэри, – иначе я высказала бы вам все, что думаю о вас.
– Нисколько не возражаю. – Улыбнувшись Мэри, лорд Эдмонд длинным пальцем щелкнул ее по щеке.
– Вы несказанно вульгарны. Вашим языком изъясняться только в сточной канаве.
– Я сказал бы, на скотном дворе, – после недолгого размышления поправил ее лорд Эдмонд. – Там можно найти и задницы, и коровье дерьмо. И утиные лужи. Мэри, ты когда-нибудь бывала в деревне?
– Надеюсь, вы уходите, – с ледяной вежливостью произнесла Мэри, не отвечая на его вопрос.
– Нужно свозить тебя туда, это пополнит твое образование, Мэри. – Он не отрываясь смотрел на ее губы. – Например, ты даже не представляешь себе, сколько различных назначений есть у стога сена. По крайней мере с одним из них я тебя познакомлю.
– Прошу вас, уходите, – взмолилась Мэри.
– Когда я снова увижу тебя? Поедешь завтра со мной в Кью-Гарденс? Там нет ни утиных луж, ни стогов сена, ничего, что оскорбило бы твои чувства. Поедешь?
– Спасибо, нет.
– Потому, что я в лицо назвал Бисли задницей, а за глаза лошадиной задницей? Приношу свои извинения, Мэри, но этот человек разозлил меня. Я прощен?
– Прошу вас, уходите, – снова повторила Мэри.
– Так ты не поедешь в Кью?
– Нет.
– Заметь, на этот раз ты даже не сказала «спасибо», – со вздохом упрекнул ее лорд Эдмонд. – Но так или иначе, мы скоро увидимся. Мне не нравится твоя чопорность, именно это мне всегда в тебе не нравилось. Мне нравится другая Мэри, настоящая. Всего доброго. – Он взял ее руку, и Мэри замерла, ожидая, что он поднесет ее к губам, но вместо этого лорд Эдмонд наклонился и поцеловал ее в губы жадным, горячим и коротким поцелуем.
– Убирайтесь, – со злостью прошипела она, боясь, что слуга, который стоял вне пределов слышимости у входной двери, готовясь открыть ее перед гостем, мог все видеть. – Если я никогда больше не увижу вас, я буду только рада.
– Мэри, шаблонные фразы тебя не украшают. – На короткое мгновение он впился в нее взглядом голубых глаз, а затем отпустил руку, повернулся и, больше не взглянув на нее, покинул дом.
Мэри казалось, что, если она будет продолжать злиться, ее разорвет на мелкие части, но она была… просто в бешенстве! Внутри у нее все трепетало, и она физически ощутила, как дрожь пробежала от ее губ через горло и грудь к животу и еще ниже, превратившись в неприятную пульсацию между ног, ставших словно ватные.
Мэри снова вспомнила то, что так ярко вспоминалось ей каждую ночь после произошедшего в Воксхолле, и, быстро повернувшись, поспешила вернуться в гостиную.
Лорд Эдмонд не отдавал себе отчета, почему так настойчиво преследует ее. Мэри, видимо, на самом деле не желала иметь с ним ничего общего, и ее мир был чуждым для него. Лорд Эдмонд не понимал, как она могла всерьез воспринимать таких людей, как Пипкин и Бисли, он-то всегда считал эти вечерние собрания интеллектуалов смешными и скучными. Неужели Мэри не видит, что там переливают из пустого в порожнее?
Когда-то лорда Эдмонда выгнали из Оксфорда из-за того, что он примерно то же самое сказал главе колледжа – правда, тогда его язык был более красочным и отличался от того, который употребляют на конюшне, но зато он разбил нос своему оппоненту. Если бы Мэри присутствовала при том разговоре, она раз десять упала бы в обморок, хотя, возможно, и нет, ведь она какое-то время прожила в полевых условиях со своим мужем-полковником и ей, несомненно, доводилось слышать все это, да, пожалуй, и не только это.