Он смотрит на меня с тем же трепетом, который чувствую я. Он изучает мое лицо, как будто пытается понять, настоящая ли я. Я затаиваю дыхание, когда он делает шаг вперед и тянется, чтобы коснуться моего лица.
Прикосновение возвращает меня назад, и я вдруг снова становлюсь той маленькой девочкой, которая бежала к нему при каждой возможности.
— Саммер, — произносит он мое имя с теплотой. Его голос пробуждает воспоминания о более счастливых временах.
— Привет, пап, — отвечаю я.
— Ты действительно пришла.
Я киваю. — Я здесь.
Он прислоняет трость к двери и притягивает меня к себе. На мгновение я позволяю себе насладиться ощущением безопасности. Я почти чувствую себя той, кем была раньше. Той девочкой, которая жила мечтами.
Но когда он отстраняется и отпускает меня, я вспоминаю, что нужно быть осторожной. Это приветствие потому, что мы не виделись много лет, а не потому, что прошлое исправлено. Проблемы, которые у нас были, все еще существуют. Единственное отличие — время ушло, и все, что у нас есть, — это мы друг у друга.
— Входи. — Он жестом приглашает меня, и я быстро оглядываюсь через плечо на Эрика, который, как я и не подозревала, наблюдает за мной.
Я поворачиваюсь к отцу и захожу в его дом. Он ведет меня в гостиную, где на стенах выставлены его новые картины. Так странно видеть работы, о которых я не знала. Раньше я всегда знала, над чем он работает.
Я сажусь на диван, а он садится напротив, положив трость на бок.
— Я рад, что ты пришла, — говорит он.
— Я тоже. Рада тебя видеть.
— Еще лучше видеть тебя. Не могу поверить, что прошло так много времени.
— Да. Прошло много времени. — Я складываю руки, чтобы они не дрожали.
— Могу ли я предложить тебе что-нибудь выпить или поесть?
— Нет, я в порядке. Это я должна приносить тебе еду.
— Нет. Движение позволяет мне оставаться активным. У меня есть медсестра, которая приходит на несколько часов в день, чтобы помочь, и горничная, которая следит за домом.
— Это хорошо. Как ты себя чувствуешь?
— Не так плохо, как вчера. Кажется, все выровнялось. А ты?
Я качаю головой. — Не лучшим образом, папа, и не знаю, когда снова стану.
— Да. Я никогда не ожидал, что моя дочь умрет раньше меня. Ее было трудно похоронить… — Он выдыхает и прикусывает губу.
— Мне жаль, папа.
— Я знаю. Мне тоже. После того, как все уладится, ты планируешь остаться в Лос-Анджелесе?
— Я не думала об этом. Но я хотела бы увидеть тебя и позаботиться о тебе. — Я думала об этом. Я бы сделала это, если бы он хотел, чтобы я была рядом. Я бы проглотила свою боль и обиду и была бы рядом с ним, чтобы он не умер, ненавидя меня тоже.
— Это было бы здорово. Может, мы могли бы вместе упаковать вещи Скарлетт. Эрик сказал, что ты была у нее дома.
— Да. Мы убрали спальню. Там, возможно, еще один день работы, а потом придется выносить вещи.
— Я рад, что ты занимаешься ее делами.
— Просто трудно упаковать их навсегда.
У него тикает челюсть, и это меня настораживает. В лучшие времена папа обычно спокойный человек. Холодный и даже расчетливый. Но вы видите этот тик, это его подсказка. Оно как предупреждение, что внутри него бушует буря.
— Почему ты не пришла ко мне, когда у тебя были проблемы, Саммер? — спрашивает он, меняя направление разговора и направляя его именно в то русло, которого я боялась. — Я знаю, что ты все еще держишь прошлое против меня, но твоей ситуации в Монако было достаточно, чтобы ты отодвинула наши разногласия и пришла ко мне.
Я смотрю на него, не зная, как ответить. Мое дыхание сбивается, и все мои мышцы застывают. Когда я возвращаюсь мыслями в прошлое, я не знаю, как он мог говорить об этом, как будто это была какая-то ссора, которая у нас была, или как будто я идиотка с “проблемами с папой”. Ничего подобного.
— Папа… ты думаешь, что прошлое было просто разногласием?
В его глазах мелькает неодобрение. — Саммер, ты знаешь, о чем я.
— Боюсь, что нет. Я не совсем понимаю, что ты имеешь в виду. Но ты должен знать, почему я этого не сделала, — выдавливаю я.
— Я надеялся, что ты так сделаешь. Мужчины, с которыми ты имела дело, были достаточно опасны, чтобы ты пришла ко мне.
— Я знаю, но ты был последним человеком, к которому я бы пошла. Разве ты не помнишь, как ты вышвырнул меня с похорон мамы? — Я едва могу выговорить слова. — Разве ты не помнишь, как ты кричал на меня во все горло и говорил, как тебе стыдно за меня. Ты сказал, что я позор для тебя и семьи. Ты сделал это перед всеми на похоронах. Там было сто человек, и вот как ты себя вел. Вот как ты разговаривал со мной. Ты сказал мне, что я больше не твоя дочь, и ты не хочешь иметь со мной ничего общего. Ты сказал, что больше никогда не хочешь меня видеть.