— И кто же это был?
— Менты поганые! — Радостно сообщил сосед.
Этого мне только не хватало. Неожиданная проблема. Неспроста это. Видимо, и взаправду был узнан. Но, даже если это и так, то перед законом я чувствовал себя абсолютно чистым и безгрешным. Ну, прошвырнулся раз несколько по поселку в чем мать родила. Так что из этого? Может, во мне нудист проснулся? Да и жара жуткая. Что ж мне погибать от перегрева? И, вообще, могу сказать, что репетировал роль папуаса для школьного спектакля…
— Да ты не бзди, это Серенька был! — Успокоил дядя Петя.
Это меняло дело. Коренным образом. Серега Борисов. Одногодок и приятель. В прошлые времена мы частенько любили вместе «ударить по пивку».
Теперь Серега был нашим участковым. Он женился и немного остепенился. Но нормальные отношения сохранились.
— Что он хотел, дядь Петь?
— А хрен его знает… Сказал, чтобы ты как можно быстрей нашел его.
Все оборачивалось в совершенно нормальное русло. Тем более не было официального вызова повесткой. Так что, дело ограничится разговором. А два интеллигентных человека всегда могут договориться. Два представителя уважаемых профессий. А как же? Сначала детишки ненавидят учителей, а повзрослев, переносят свои нежные чувства на милицию. Ну и старшеклассники, как переходное поколение, одинаково «любят» и ментов, и педагогов.
Надеясь побеседовать в непринужденной обстановке, я отправился к Сереге домой.
Дверь открыла жена.
— Привет, Оль. Где Серега?
— Здравствуй, Игорь. Сергей на работе.
Взгляд Ольги был какой-то не такой. Не как всегда. Удивленно-заинтересованный что ли?
Делать нечего, пришлось идти в отделение милиции. Откладывать до вечера хоть и неофициальный, но, скорей всего, неприятный разговор не хотелось.
За стойкой дежурного с сонной, разомлевшей от жары и хорошо откормленной рожей сидел молоденький сержантик. Если не ошибаюсь, то мой приход оторвал его от сладкой дремы, что не добавило доброжелательности.
— Чего надо?
— Борисова.
— Пятый кабинет. — Сержант кивком разрешил проходить и потерял ко мне всяческий интерес.
Здание отделения было построено в начале прошлого века и изобиловало поворотами, разветвлениями и прочими архитектурными изысками тех времен. Пятый кабинет я нашел не сразу. К моему разочарованию он оказался заперт. Я вернулся к дежурному.
— В кабинете никого нет.
Сержант вперил в меня удивленный взгляд. Постепенно (очень медленно) изумление сменилось улыбкой понимания.
— Разминулись в наших дебрях! Не мудрено. Борисов только что вышел. Но он скоро вернется. За сигаретами пошел. Можете его подождать.
Вот они, коварные стечения обстоятельств. Приди минутой раньше или позже, я бы обязательно встретился с Серегой. Или реши я подождать его на улице, все сложилось бы иначе. Но я предпочел скамейку прохладного коридора возле кабинета N 5.
Не прошло и двух минут с тех пор как я присел, дверь торцевого кабинета распахнулась, и перекрывая почти весь проем, возникла фигура начальника отделения. Я невольно зажмурился. Кобылин Иван Федорович. Огромнейший мужичака лет сорока пяти. Прозвище — Мерин.
Жуткий беспредельщик, он пользовался дурной славой как среди хулиганья и экс-зеков, так и среди законопослушных жителей поселка. Лично я, наслышанный о крутом нраве Мерина, благодарил бога за то, что не имею никаких трений ни с УК, ни с самим начальником-самодуром.
И, вот, теперь, потеряв бдительность и предчувствуя только разговор с приятелем, я самолично сунулся в пасть волку… то бишь Мерину.
— Ба! Кого я вижу! Игорь Сергеевич! Сам пришел… Милости просим…
Мерин шагнул вперед и вбок, застыв в приглашающем жесте.
Я с трудом поднялся на почему-то переставшие слушаться ноги.
— Я, вообще-то, к Борисову…
— Я же сказал, милости просим… пока просим, — в голосе появились угрожающие нотки, — давай, давай, не выпендривайся, проходи, интеллигент хренов.
— Какой же я интеллигент: ни очков, ни лысины, — я попытался перевести разговор в шутливое русло, но, увы, безрезультатно.
Мерин еще сильнее набычился и свирепо пробурчал:
— Это мы тебе организуем, извращенец гребаный.
При этом меня обдало жуткой смесью перегара, свежевыпитой водки и чеснока. Единственная мысль заметалась между крантами и кирдыком, не зная какое из понятий больше подходит к данному случаю.
Дверь за моей спиной захлопнулась, и начался допрос, пока, правда, без пристрастия.
Мерин усадил меня на стул, а сам стал расхаживать вокруг, периодически нависая надо мной огромной глыбой.
— Рассказывай, когда и как ты решил стать маньяком?
Что угодно, но такого обвинения не ожидал. Кому-нибудь другому я ответил бы, что маньяками не становятся, маньяками рождаются. Но теперь было не до шуток, и я лишь промямлил:
— Да, что Вы, Иван Федорович! Вы меня с кем-то путаете…
— Я путаю?! Совсем охренел, мне такие вещи говорить… Ну, ничего, сейчас ты мне все расскажешь…
Видимо, потому что я являлся «хреновым интеллигентом», Мерин решил, что обычные меры воздействия (избиение) в данном случае неуместны. Огромный волосатый кулак затормозил возле кончика моего носа, на что я мужественно зажмурился.
— Ладно, сейчас поговорим по-другому…, - голос донесся с приличного расстояния, и я (опять же мужественно) открыл глаза. Мерин был возле сейфа, из которого извлек початую бутылку водки, налил две трети граненого стакана, безо всяких глотков вылил алкоголь себе в утробу, хрустнул зубчиком чеснока, сверху сдобрил малюсеньким кусочком хлеба.
По блуждающей улыбке, готовой посоперничать своей загадочностью с Джокондой, я понял — Мерин готов разговаривать по-другому.
Он медленно двинул ко мне, расстегивая на ходу кобуру.
— Сейчас ты мне расскажешь, когда начал голым за детишками гоняться, и что делал, когда догонял…
Где-то в глубине души я понимал, что он только пугает (вернее, «берет на понт», учитывая место событий). Может для того, чтобы я взял на себя скопившиеся за последние десять лет висяки. А может просто хотел посмотреть, как я обделаюсь. Паническая мысль, остановившись на крантах, пульсировала с гораздо большей частотой, чем бешено колотящееся сердце.
— Я считаю до пяти. И если ты, сука, не заговоришь, начну тебя убивать, по причине необходимой самообороны. Раз… Два…
Я почувствовал запах смазки от сунутого под нос табельного «Макарова».
— Три! — Щелкнул передернутый затвор.
Я решил, что глупо проверять шутит или нет пьяный Мерин.
Судорожно вцепившись в готовый загнуться на счет «четыре» толстый указательный палец мента, я привел в действие волшебное кольцо.
Сработало!?
Вытаращив глаза и приоткрыв рот, Мерин смотрел на свою пустую правую руку. Около тридцати секунд ошарашенному начальнику милиции потребовалось на обретение дара речи.
— Г-где п-п-пистол-лет?
— Там же, — в отличие от Кобылина я был абсолютно спокоен, как-никак находился в родной Юпалтыне.
— Гд-де там же?
— Где и штаны.
Мерин скосил вниз глаза, челюсть еще больше отвисла.
— Ох и ё-ха-ху, блин! — Всегда грубый бас мента превратился в хрипловатый фальцет.
Выдав столь оригинальное восклицание Кобылин вновь потерял дар речи. И, кажется, вместе с этим его стеганул временный паралич. Иначе он сломал бы мне шею. В целях необходимой самообороны.
На всякий случай я на пару шагов отошел от него.
— Теперь я знаю, почему ты такой злой, — моя ехидная составляющая не могла упустить возможности поизголяться над грозным Мерином.
К нему еще не вернулась способность говорить, но в глазах я прочел немой вопрос. Хотя, если честно, то все равно бы объяснил, без всяких вопросительных взглядов.
— Сам-то ты здоровый, а там тебя, — я кивнул вниз живота Мерина, — матушка-природа обделила. Теперь я знаю, какой он, Гулькин.
Красная морда стала багровой. Новая порция адреналина привела Мерина в чувства.
— Сейчас я тебя буду убивать и теперь без всяких шуток, — он шипел змеей, не хватало только раздвоенного языка.
— Ошибочка! Убивать сейчас будут, только не меня, а тебя.