Танк, который вел механик-водитель сержант Беликов, ворвался в город одним из первых. Он уже достиг центра города и выскочил на площадь, когда командир танка получил по радио приказ — отходить. Танк лихо развернулся, чиркнув гусеницами по булыжной мостовой, но тут сразу несколько тяжелых ударов по броне… Может быть, их было два, может, три или пять — кто их сосчитает. Никакие самые лучшие тормоза не способны так резко осадить танк, словно врыть его в землю. И оттого, что этим тормозом была сама смерть, танк, как сраженный богатырь, поник гордой головой, низко-низко склонив изуродованный ствол орудия. Гусеница раскрутилась, выстелив на булыжнике быструю стальную дорожку. Сорванный каток прокатился по ней, подпрыгивая на неровностях мостовой, пересек площадь, ткнулся в тротуар, покружился на месте, качнулся и осторожно лег на бок.
Где-то далеко, должно быть, на окраине, ухнули несколько раз танковые пушки, и все стихло… Подбитый танк остался один в центре города, занятого врагом.
…Первыми ощущениями Беликова были тупая головная боль и жажда. Он приподнял голову, но сразу же невыносимо заломило лоб. Инстинктивно он откинулся назад, с силой стиснул веки — стало как будто легче.
— Два глотка воды, и все пройдет.
Беликов потянулся к бачку. Пошарил и неожиданно нащупал чью-то руку. Он радостно сжал ее:
— Братцы, дайте водички.
Но никто не откликнулся. Он потряс руку — сна оставалась вялой и не ответила. Тогда Беликова охватил безотчетный страх, его словно сковал внезапно нахлынувший холод, и, чтобы вырваться из этого леденящего оцепенения, Беликов широко раскрыл глаза. Оказывается, все нормально. Он в танке, на своем месте, рядом стрелок-радист, это его руку держит в своей Беликов. Сержант чертыхнулся и дернул к себе радиста:
— Ты что же это…
Радист покорно качнулся и навалился на Беликова. Он был очень тяжелый — той налитой тяжестью, какой бывает тело человека либо сонного, либо…
— Убит! — прошептал Беликов, осторожно отстранил радиста и, глянув в смотровую щель люка, увидел дома, площадь — ее он сразу узнал, — только сейчас она была непонятно пустынна.
— Товарищ командир, где наши-то? — громко спросил Беликов. Никто не ответил.
Сержант подлез под пушку и забрался в башню.
Одного беглого взгляда было достаточно, чтобы убедиться: живым в танке остался только он, Беликов.
Что-то надо было немедленно предпринять. Но что именно, он не знал. «Непонятно, куда делись другие наши танки? Надо поглядеть».
Беликов осторожно опустил на дно танка тело командира, и, заняв его место, стал медленно поворачивать чудом уцелевший смотровой прибор. «Ага, прямо улица, справа тоже и слева, сзади глухая стена. Собственно, это даже не площадь, а Т-образный перекресток. И нигде ни души. Наверное, продвинулись вперед. Где же наши санитары? Машина подбита, стоит черт знает сколько времени, а они и в ус не дуют».
Он вспомнил, что хотел пить, и совсем разозлился: «тут, может, люди в срочной помощи нуждаются, а они… кто-то идет», — он заметил группу людей, — чувствовалось, что они подходят к площади, соблюдая осторожность.
— Надо позвать, окликнуть.
Беликов толкнул крышку люка, но едва она приподнялась, как длинная автоматная очередь дробно простучала по башне танка.
— Немцы?
Да, прямо на танк шли немцы. Они подкрадывались поближе к перекрестку, прижимаясь к стенам домов.
— Эка досада, вылез не вовремя. Так хорошо шли, кучно. Одна хорошая очередь, и дело с концом. Ну, ничего, от стеночек им все равно придется оторваться, на площадь выйдут — они у меня голенькие, как на ладошке будут.
Немцы приближались. Беликов ждал. Он не слышал команды, которая заставила вражеских солдат выбежать на площадь, он увидел только, что немцы оказались на незащищенном пространстве, и открыл огонь. Может быть, там, в глубине улиц, были другие, но те, кто вышел на перекресток, остались лежать на мостовой — ни один не ушел.
Беликов подождал немного, но вокруг было тихо. Теперь можно и попить. Сержант спустился вниз и припал к бачку с водой. Он пил большими, жадными глотками, едва не захлебываясь, казалось четырехлитрового бачка не хватит — выпьет одним духом. Вдруг он остановился, даже поперхнулся.
— Стоп, воду надо беречь. Кто его знает, сколько придется здесь просидеть. Наших-то не видно.
О том, что он будет сидеть в танке пока хватит сил, что будет отстреливаться пока хватит патронов, — об этом Беликов даже не задумывался. Это, собственно, был уже свершившийся факт, — вопрос только в том, как надолго это затянется.