Выбрать главу

— Голова закружилась. Ничего, уже прошло. Может, это бабушка зовет.

— Хорошо, коли так. — Рамон кивнул.

— Расскажи, что тут было без меня. — Рита села перед отцом и зарыла пальцы в иссохшуюся почву. Раскрошила в ладони земляную корку.

«Со временем я во всем разберусь. Даю себе слово. Разберусь во всех этих видениях и кошмарах, которых хватило бы на десятки жизней».

Наследие софе.

Кто она сейчас?.. Чем занимается?

Путь «расползался по швам». Щелестанция скрылась из виду, не дожидаясь приближения вызванных Инженером конвульсий. Рай Ойю расстался с человеческой формой, изогнулся дугой света и сознания над двойными Вратами, разыскивая иную Землю, не испытавшую Погибели, и протягиваясь сквозь геометрический узел на несколько десятилетий вспять, до необходимого мгновения.

Даже на его нематериальную форму воздействовали сверхнапряжения в структуре Пути, которые попросту ее рассеивали. Он снова изменил свою природу, укрылся в геометрии Врат и обнаружил, что те тоже растворяются. Он сопротивлялся изо всех сил, не поддавался распаду, чтобы довести до конца не самое важное в его жизни, но последнее дело…

С продуктовой сумкой в руке Патриция Луиза Васкьюз вышла из машины своего жениха Пола. Было прохладно (зима в Калифорнии выдалась не из суровых), и умирающий закат серо-желтыми перстами ощупывал редкие облака высоко над головой.

Она пошла по мощеной дорожке к родительскому дому…

И вдруг уронила сумку на газон, широко раскинула руки, выгнула назад спину… Казалось, глаза вибрируют в глазницах.

— Патриция! — воскликнул Пол.

Она покатилась по земле, потом снова изогнулась всем телом, забилась о зеленый дерн, рыдая и выкрикивая что-то неразборчивое.

Наконец выдохлась и затихла.

— Боже мой! Боже мой! — Пол опустился рядом, положил на лоб ладонь.

— Маме ничего не говори, — прохрипела она. Горло саднило, как будто его в кровь разодрало наждаком.

— Я и не знал, что у тебя эпилепсия.

— Это не эпилепсия. Помоги встать. — Она зашарила руками по траве, собирая продукты. — Все рассыпала, надо же…

— Что случилось?

Она улыбнулась — свирепо, упоенно, ликующе — и тотчас прогнала улыбку с лица.

— Не спрашивай. Не хочу тебе лгать.

«Знать бы, где я, — подумала она. — Кто я, уже знаю».

В памяти царил туман; в нем удавалось разглядеть только лица нескольких человек, старавшихся ей помочь и добившихся своего.

Но ведь она дома, на пешеходной дорожке перед маленьким бунгало на Лонг-Бич, и это означает, что она — Патриция Луиза Васкьюз, а испуганный молодой человек, стоящий рядом на коленях, Пол, которого она почему-то оплакивала, как и всех, кого…

Она окинула взглядом зеленые улицы, неопаленные дома, небеса, чистые от дыма и огня. Ни единого следа Апокалипсиса.

— Мать так обрадуется, — прохрипела она. — Кажется, только что у меня было прозрение.

Она обвила руками шею жениха и с такой силой прижала его к себе, что он поморщился от боли.

Она запрокинула голову и бросила острый кошачий взгляд на звезды, уже засиявшие в небе.

«Камня там нет, — сказала она про себя. — И неважно, что это означает».

Щель

Корженовский, все еще обуреваемый мрачными предчувствиями, дал «поместить» себя «на хранение».

Сначала период студеного небытия, затем волшебное и жуткое броуновское движение в гольфстриме накопленной яртами информации. Тысячи миров, миллиарды существ, собранные без разбору за всю историю Вселенной, отправились по щели к Финальному Разуму.

Путь скручивался в огромные витки и сверхвитки. Горел, как бесконечный бикфордов шнур. Исчезал.

А на Земле миновала пора аватар.

Тимбл

Ольми не то что увидел, скорее, почувствовал, как над ним закрылись Врата. В сухом воздухе потрескивали статические разряды, из-под ног, что едва касались песка, растекался глухой стон. Затем оборвались все звуки, кроме слабого шепота ветерка.

На секунду им овладел страх: вот сейчас он откроет глаза и увидит еще один завоеванный фанатиками мир, «упакованный» и «сохраненный» для командования потомков. Нет, на Тимбл ярты не вторгались. Видно, не удосужились распечатать эти Врата. И уже никогда не придут сюда.

Он стоял под жестким, слепящим пламенем тимбл-ского солнца и улыбался до ушей. Модифицированной коже нисколько не вредила сверхдоза ультрафиолета, наоборот, это было даже приятно. Привычно. И не имело значения, сколько времени здесь прошло без Ольми. Для него Тимбл всегда был и будет родным домом.