Выбрать главу

скрылся за каютами. Мамай еще немного по­

лежал на лавке и, только когда начал под­

ниматься, тяжело застонал. Поднялся весь

нотный, бледный. В этот момент он походил

на молодого галчонка, уставшего от первого

13

серьезного полета. Кусая губы, он с удив­

лением осмотрелся вокруг, на миг зажмурил­

ся, словно пораженный богатым убранством

просторного дня. День распахнулся уже ши­

роко. Над рекой струилось солнце. На реке—

пустынно, мертво.

Болотов поторопил:

— Ну, живо, живо!

— Сборы недолгие, — устало ответил Миш­

ка Мамай, натягивая брюки, и вдруг опять

ядовито усмехнулся, как в каюте, и голос

его стал крепче: — Только вы, ваше благоро­

дие, сейчас просчитались. Как я сказал: «Не

бейте, мол, с подергом»,— вы тут заговорили

да и сбились со счету. На один меньше дали.

Болотов рванулся с места:

— В баржу! Живо!

Забеж ав в каюту, он встал у стола, погля­

дел в окно — на сверкающую Каму, на без­

молвное взгорье. Дышал порывисто и правой

рукой, не замечая того, судорожно мял бу­

кет полевых цветов. Увидев у окна Ягукова, приказал:

— Мяту — под арест. На сутки. Без хлеба.

III

В трюме баржи с виселицей (на Каме та­

ких барж было несколько) находилось боль­

ше двухсот смертников. Из разных мест све­

ла их сюда судьба и породнила крепко. Го­

ворили на трех языках: русском, татарском, 14

чувашском. Разные были люди: бывшие сол­

даты-фронтовики, члены сельских советов и

комитетов бедноты, красногвардейцы и пар­

тизаны, рабочие из Казани и Бондюги, две

пожилые учительницы и несколько простых

крестьянок...

Все они были избиты нагайками и розгами, все исхудалые, грязные, длинноволосые, бо­

родатые... Одеты были как попало: в оборван­

ные армяки и зипуны, в дерюги и рогожи, в

какие-то лохмотья, едва прикрывающие на­

готу. Валялись прямо на «подтоварнике» —

шершавых,

голых досках,

под которыми

лениво хлюпала вода. В трюме всегда было

холодно, мозгло. Воздух был насыщен зап а­

хом гнили, плесени, тлена — в трюме лежали

два трупа, а конвойная команда отказывалась

вынести их. Заключенные знали, что они

обречены на смерть. Зачем многих долго во­

зили по Каме — никто не понимал.

Сидели смертники группами — «деревнями».

Из Еловки в баржу с виселицей было поса­

жено тринадцать человек, — больше чем из

какой-либо другой деревни на Каме. Это

произошло не случайно. Еловка издавна слы­

ла как деревня, где постоянно бил гнев му­

жицкий. Было известно, что еловцы дружно

помогали еще Емельяну Пугачеву, не раз они

бунтовали в голодные годы, в 1905 году са­

мые первые в Прикамье зажгли барское

именье. Еловцы, всегда голодные и обездо­

ленные, до исступления ненавидели своего

15

помещика — злого, ехидного вдовца, и когда

осенью 1917 года он неожиданно, — раньше

бывал только летом, — заявился в деревню, они встретили его у ворот усадьбы, сурово

заявили:

- - Нет, барин, не пустим.

- Как смеете! — крикнул барин.

— Хо! Как смеем! — захохотал один му­

жик. — Видели такого? Да мы, гражданин

барин, всему миру посмели ногу подставить!

Знаешь? Ну, поворачивай оглобли.

С легкой руки еловцев по всему Прикамью

начали мужики захватывать барские именья, делить барские богатства, земли. Одни из пер­

вых по округе еловцы создали совет и хо­

рошо крепили его. Когда нагрянули бело­

гвардейцы, они не встретили их покорно, как

было в других деревнях, — они мужественно

отбивались с оружием в руках. Захватив де­

ревню, белогвардейцы с помощью местных

богачей устроили облаву на членов совета

и дружинников. Целый день каратели обш а­

ривали деревню, носились по лесу, по полям

и, ловя советчиков и дружинников, гнали их

в сборню, толкая в спины прикладами винто­

вок, хлеща плетями. К вечеру сборня была

заполнена арестованными. Пришел офицер, просмотрел список.

— Все?

— Все.

— Отобрать самых ретивых!

Отобрали. Оказалось, что в Еловке только

16

«самых ретивых» тридцать шесть человек —

третья часть всех мужиков. Под вой и стоны

всей деревни их погнали на Каму и по до­

роге, в сосновом лесу, многих расстреляли

(говорили, что тогда убежали двое — Смолов

и Камышлов). Тринадцать человек посадили

в баржу с виселицей.

К тому дню, когда привезли Мишку М а­

мая, в барже из его односельчан осталось

двое: бывший председатель совета Степан Д о ­

лин и член совета Наташа Глухарева. Сидели

еловцы всегда на одном

месте — на корме

.баржи. Степан Долин был пожилой, сложен

>угловато, с низко посаженной головой. В свое

(время он обладал недюжинной силой. Но на

*всйне ему пришлось хлебнуть немецких га-

>зов, и он вернулся в деревню калекой: лицо

безжизненное, точно вылеплено из светлой

глины, широкую грудь рвет кашель... На пер­

вом же сельском собрании, задыхаясь, он за ­

явил, что стал большевиком и будет не по­

кладая рук защищать отвоеванную свободу.

Степана Долина избрали председателем со­

вета. На работе, тревожной и бурной, он рас­

терял последние силы и, когда пришли бело­

гвардейцы, лежал дома на кровати, окру­

женный ребятишками. Его подняли и под

руки увели в сборню, а потом и на баржу.

Здесь окончательно рухнули его легкие. З а ­

кутавшись в рогожу, он большую часть вре­

мени лежал и — очень часто — кашлял резко, безудержно, задыхаясь, отплевывая кровь.

2 Б есгм е})т::с

Наташа Глухарева понимала,,utо дни его со­

чтены, и неотступно следила за ним — одева­

ла потеплее, приносила воды, ободряла. З а ­

бота об умирающем Степане Долине — это

было ее единственным занятием в барже, все

ж е остальное время заполняла безбрежная, сжимающая сердце пустота или тягучие, ей

самой непонятные раздумья. Каждую ночь

ждала смерти, и это, точно знойный суховей, выжигало душу...

IV

Гудки буксира, возвратившегося из Богородска, в трюме услышал только Иван Вель­

ский (он всегда просыпался рано). Подняв

голову, он прислушался. Ночью несколько

человек расстреляли, и смертники, измучен­

ные страхом, крепко спали. По одну сторону

от него — дружинники из Токмашки: Андреев, Самарцев, Потапов и Лошманов. Они леж а­

ли, крепко прижавшись друг к другу, и один

из них тихонько бредил во сне: ругался, всхлипывал, вспоминал, какие в родной Ток-машке леса, а в них — малина, орехи, груз­

ди... По другую сторону — татары. Один из

них, — Вельский знал: это Шенгерей, — сто­

нал и чесал тело так сильно, что от него, ка­

жется, должны были лететь лохмотья кожи.

А дальше — по всему трюму — глуховатый

храп и свист двухсот простуженных, надор­