— Ага, с голубыми большущими глазами, ну да, я же с ним встретилась в воскресенье, собирая обломки мебели на дрова…
— Да нет же, мама, глаза у него как раз карие.
— Ну, а мне показалось…
— Конечно, ты его видела издалека, а я смотрел прямо ему в глаза, когда передавал горн. Он мне показался таким сильным, мама.
— Правильно, правильно, он сильный, на нем матросский бушлат…
— И вовсе не бушлат, а полушубок.
И вдруг они засыпают, не успев уточнить, как выглядит «бессмертный» горнист.
Но он жив, здоров, каким бы он ни был — голубоглазым или кареоким, главное, что трубил он в горн, призывно поднимая ребят на борьбу за жизнь.
И каждый раз, пробуждаясь, Алеша улыбкой ранил себе губы, они трескались потому, что пересохли от недостатка питания.
«Жив горнист! Значит, и я проживу!»
Так продолжалось много-много дней. Пока наконец не пришла весна и все, кто уцелел, вышли на улицы. И вышел Алеша с семенами, сбереженными им для посева. И взрослые и дети чистили, убирали улицы, вскапывали каждый клочок земли. Семена были нужны, как вода и воздух.
Каждому пакетику люди радовались. Алешу ребята хотели качать, да не хватило сил. Преодолевая усталость, он бросился навстречу горнисту, как только завидел его с медной трубой в руках. Обнял, подкравшись сзади, и удивился, что он так худ. Закрыл ему глаза ладонями: «Угадай — кто? Не узнаешь, это же я, Алеша!»
— Спасибо тебе! Спасибо, друг! Если бы не ты, я бы, пожалуй, умер! Как ты здорово трубил каждое утро побудку! И откуда у тебя нашлось столько сил? Я едва по комнате передвигался… А ты чуть не по всему городу… Я слышал, как ты играл и на нашей улице, и дальше, и еще дальше… Ну, ты просто железный какой-то! Ну, разве не помнишь? Ты же принял от меня горн, тогда зимой.
Поняв, что горнист не может угадать его, Алеша разомкнул руки и очутился перед ним лицом к лицу.
И отшатнулся — перед ним стоял совсем другой мальчик, не тот щекастый, которому он передал горн, а синеглазый, узколицый, бледный.
— А где же тот мальчишка, который из пригорода? Вася?
— Не знаю, — сказал синеглазый, мне передал горн мальчишка с нашего двора, Аркадий.
— А ему кто?
— Одна девочка из дома напротив…
— А ей кто?
Оказывается, ходил и трубил не один горнист и не два, а много-много мальчиков и девочек. Они сменялись, передавая горн из ослабевших рук в более сильные. Многие умирали, но горн жил. Он играл, играл, звучал непрерывно, помогая всем ленинградским ребятам стойко переносить беду.
И вот всем уцелевшим светит солнце. Они будут жить. А их враги утекли, как растаявший снег в половодье. Да не убежали далеко. Погибли в котлах прибалтийских, и давно сгнили в могилах их кости.
А бессмертные наши горнисты, послушай, они и сейчас по утрам звонко играют побудку!
