Дальше читать Элиотт действительно не стал (бог знает, чем там у них все кончилось!), потому что заболела голова и в комнату вломился Начальник Всяких Проверок Пал Секамыч Задницин с вопросом "На что жалуетесь?"; Элиотт пожаловался на бессонницу и вышел.
В соседней комнате сотрудник, занимавшийся проблемами деления на два в глубоком вакууме, ползал на коленках по полу, выковыривая вакуум изо всех щелей, чтобы напихать его в камеру; он чувствовал себя на работе, как дома, дома, как в гостях и в гостях, как на работе, и, кроме вакуума, его ничего не интересовало - тем более деление на два. Элиотт чувствовал себя на работе, как в гостях, дома, как на работе и в гостях, как дома, поэтому прошел мимо.
На выходе Вахтер опять узнал Элиотта, но снова не подал виду и, шлифуя мастерство, взял пропуск за нижние уголки, сверил правильность подписей, штампов, печатей, потертостей и царапин, перенес центр тяжести на левую ногу, переместил взгляд, кивнул, отдал пропуск и лишь после этого выдохнул (чтобы показать лишний раз, что при его стаже инструкция - не догма, а руководство к действию).
На улице моросил дождь. Рабочие, сосредоточенно матерясь, закапывали траншею обратно вместе с экскаватором, потому что по плану она оказалась быть в другом месте, причем никто не знал где. Бригадир отсутствовал в поисках куска какой-нибудь трубы, чтобы по традиции поместить ее на будущее дно. Работа кипела ударным образом. Элиотт заметил на другой стороне почтальона с военкоматовской повесткой в руке, и, вдруг решив позвонить, отправился спешно прочь к телефонному автомату за углом. Закрывшмсь дверью, он набрал номер, с утра вертевшийся в голове; Алло, сказала Эмили, это ты или не ты?.. О! Да, конечно. Да, приходи, но тольк о... Нет, нет, ты все равно приходи. Обязательно. Жду.
Теперь был нужен совершенно другой автобус, и Элиотт мог позволить себе двинуться в другую сторону. Дождь испарялся на тротуарах, чтобы вскорости выпасть заново.
...Внизу подъезда дома, где жила Эмили, функционировал лифтер в проплешенной кепке и валенках, переживший империалистическую войну, коллективизацию, эвакуацию, две перестройки и упадок с крыши в далеком детстве. Он не узнал Элиотта, но вида не подал и поздоровался.
Элиотт поднялся на нужный этаж, позвонил, и, помедлив незначительно, толкнул незапертую дверь. В прихожей добавилось обстановки, отметил он про себя, наблюдая выросшие там и сям мраморные колонны извилисто-шизофреничных конфигураций и какие-то еще дизайнерские детали неясного назначения. На люстре сидела полутораметровая стрекоза, электрически трепеща крыльями, и это создавало оригинально неестественный полумрак; сливаясь с декорациями, из-за кресел и штор выглядывали гномы, эльфы, цвельфы и другие расплывчатые создания, явно напуганные появлением Элиотта; но вот вышла Эмили, и тут они повылезали изо всех щелей, норовя привлечь ее рассеянное внимание каждый по-своему. Эмили шла стеклянной походкой, зажав в правом кулаке свои мысли и отбиваясь свободной рукой от какой-то особо навязчивой галлюцинации; на ней был измятый прикид, а лица не было. Привет, как дела, спросил Элиотт, имея в виду понимание, что из человека нельзя вычесть то или иное свойство, и если он нравится, то следует принять его целиком - что с тобой? Здравствуй, ответила Эмили, продолжая любить собственно созданные композиции из кусочков знакомых и незнакомых субъектов, одним из которых был Элиотт - но я уже больше не буду; что, спросил Элиотт? Понимаешь, Прелесть кончилась, ответила Эмили, глядя в пол, но мне очень хотелось, и пришлось - Гадость... Две подряд... Но мне уже почти больше не хочется. Может быть, я некстати, спросил Элиотт? Что ты. Ты очень кстати, сказала Эмили, удерживая Элиотта за руки. Меня ужасно давно с тобой не было...
Элиотт посмотрел на нее и подумал, что хорошо бы зайти в другой раз, но было поздно. Кошачье пламя уже вспыхнуло в ее глазах. Ты давно ничего не ел, спросила Эмили, медленно обволакивая взглядом его лицо, тебе надо поужинать, пойдем на кухню, сказала она, взяв его за плечо, вот, сейчас; и тут дыхание смешалось с огнем; вся возбужденная круговерть мыслей и чувств Эмили вплелась в разомкнутые силовые линии Элиотта, и магнитное прикосновение сквозь два слоя ткани медленно и неотвратимо спаяло обои х... Эмили забыла про ужин Элиотту и про все остальное; мраморные колонны беззвучно корчились и рассыпались одна за другой, эльфы с цвельфами таяли в воздухе, электрическая стрекоза всосалась в люстру вместе с электричеством, а Элиотт оторвал Эмили от пола вместе с прикидом и отнес в комнату, где имелась мебель для горизонтального расположения в лице дивана. Одежда на Эмили испугалась и съежилась, плотно обхватив тело, отчего ее с большим трудом удалось стащить; зато одежда Элиотта вела себя совершенно наоборот, а диван самопроизвольно покрылся постелью и втянул спинку в плечи, не желая пятнать свою репутацию в лице обивки. Когда последняя штанина, все еще цеплявшаяся за ногу Эмили, была отброшена и покатилась с грохотом по ковру, шелковое тепло накрыло обоих, и мягкая ткань Эмили оплела стальной каркас Элиотта, чтобы образовать единую нечленораздельную композицию... География зубов, бровей и блаженно смеженных век бархатно разворачивалась под ресницами и губами ищущего спасительной влаги, и лишь ладони и пальцы Элиотта путешествовали по знакомым холмам, долам и равнинам, а руки Эмили сбились с пути, потому что Эмили забыла думать... Наконец в чаще у источника гость коснулся дверей, за которыми его давно ждали, и трепет жажды прошел по всей субстанции Эмили; изгиб тетивы, и со стоном, таким же, как у первого шага пути, природа Той, Что Хранит, приняла начало Того, Кто Ищет... Самый главный и значительный звук покинул легкие Эмили, почувствовав свою секунду, и растаял, когда мир расширился и воздух остался в нерешительности, куда ему течь - потому что Эмили забыла дышать... Наконец природа восстановила свои свойства, и Элиотт почувствовал ладони Эмили, горячо объяснявшиеся в любви всем частям его тела; однако пульсация ритма не была еще полностью исчерпана и, удвоив гравитацию усилием рук, он отправился туда, где вещество Эмили приобретало что-то от жидкости или газа в резиновой оболочке; впрочем, это было задумано изначально при ее разработке и сотворении, не так ли?.. Маленький обрыв мысли; маленький кораблик с атласным парусом застигла буря; в самом открытом море с самыми черными волнами и белыми гребешками на них, с грозовыми тучами и молниями; все, все, все рушится, это самый неистовый шквал на свете - потому что буря кончается так внезапно...