К этому времени нам стало известно, что в горах Пирин скрываются фашистские парашютисты. Наши группы прочесали все старые партизанские тропы, обшарили все ямы, пропасти и обрывы, высоты и заросли, но безрезультатно. Одна из наших групп обнаружила возле хижины еще не потухший, тлеющий костер, оставленный бандитами, и сковороду, на которой они готовили пищу, но самих диверсантов и след простыл.
13 ноября завыл ветер, пронизывающий пиринский ветер. Стало холодно. Облака затянули вершины гор. Между ветвями заиграла снежная карусель. Уставшие и подавленные неудачей, мы спустились в долину и возвратились в город.
В это время бандиты, застигнутые метелью, сбились с дороги и вышли к деревне Корнице. На следующий день к вечеру они миновали окраину Неврокопа и остановились у ворот монастыря. Постучались. Спустя немного изнутри отозвался женский голос.
Люди удивительно доверчивы! Честный человек редко думает о том, что в дверь его дома могут постучаться злодеи, которые используют радушие и гостеприимство хозяев в своих целях — чтобы вершить темные дела.
Крестьяне радовались «гостям», не зная, чем угодить.
Утром Черкасов и Ненов отправились в город, чтобы наладить связи и закупить продукты. Днем они спокойно бродили по многолюдным улицам, а вечером исчезли.
Заходили они и в ресторан «Болгария».
Наместник архиерея встретил Черкасова как своего. Зная, откуда и зачем прибыл барон, поп охотно предложил ему свои услуги. Золотые монеты, полученные от Черкасова, окончательно ослепили попа.
20 ноября, когда в монастыре разыгралась трагедия, Черкасов и Ненов находились у попа Кордева. Услышав стрельбу, они все поняли и быстро скрылись, найдя грузовик. Они уехали в Софию, где развили бурную деятельность: встречались со старыми знакомыми, с бывшими агентами немецкой разведки, инструктировали их, ставили им новые задачи. Через своих дружков Черкасову удалось получить назначение на должность технического руководителя но строительству лесных дорог. Никто не знал, где господин «технический» руководитель находился последние два-три месяца.
Барон решил, что «работа» уже налаживалась. Но он ошибся. Сообщение из Неврокопа было доведено до сведения всех отделений государственной безопасности и милиции. Товарищи в Софии вскоре напали на след барона и его дружка. 28 ноября обоих шпионов арестовали. Были также арестованы наместник архиерея и другие помощники и соучастники бандитов.
Случилось так, что через несколько лет я вновь оказался на поляне возле монастыря.
Прошли годы после той кровавой схватки с фашистской бандой. Сейчас на поляне горели костры, играли аккордеоны, звенел девичий смех, молодые люди играли в футбол. Неожиданно футбольный мяч отскочил и ударился в монастырские ворота. И в памяти вдруг отозвался тот грозный, раскатистый взрыв гранат, брошенных бандитами. Будто наяву, я услышал автоматные очереди...
А во дворе монастыря играли солнечные блики, весело звенели голоса людей.
ОПРАВДАННЫЙ РИСК
Спустя некоторое время я вновь прибыл в Неврокоп. Ездил по селам, встречался со многими людьми, с которыми познакомился еще раньше, будучи секретарем околии[1]. Среди них были разные люди — и по профессии, и по возрасту, но один отличался от всех. Звали его Кара Мустафа. Мы встречались с ним обычно по пятницам после одиннадцати. Я пил кофейный напиток из ржи или поджаренного гороха с сахарином. Иногда содержатель кафе бай Манол ухитрялся доставать рахат-лукум. Причем это случалось в те дни, когда Кара Мустафа не спеша привязывал своего коня в тени чинары у моста и степенно входил в накуренную кофейню. Хозяин кофейни сразу же извлекал свой рахат-лукум, и я уже знал, что эти два события определенным образом связаны между собой. Я еще не мог объяснить всего этого, но уже достаточно наслушался о силе и авторитете Кара Мустафы и видел, с каким уважением относились к нему все в Слаштенском районе. Кара Мустафа садился рядом со мной и, улыбаясь, уважительно здоровался, причем делал это без напыщенности и не заискивая.
— Как поживаешь, начальник? Доброго вам здоровья! Сто лет жизни!
Мы пожимали друг другу руки. Я чувствовал себя перед ним как-то неловко, будто меня сразу одевали в пижаму. Его взгляд пронизывал насквозь. Какие у него были глаза, голубые или серые, не помню, но такого мужественного, спокойного и в то же время кроткого лица, такого умения владеть собой я больше не встречал.