В городах и селах у нас были сотни и тысячи друзей-единомышленников, готовых помогать нам. В некоторых селах все жители от мала до велика вместе с нами вели наблюдение за лесами, борами и оврагами, заброшенными загонами для скота и хижинами в горах, но пока не удавалось напасть на след оголтелых бандитов. Мы держали под неослабным контролем наиболее подозрительных лиц в приграничной зоне, но и это еще не дало никаких результатов. К сожалению, те, кто убивал, терроризировал и наводил страх на население более двадцати деревень и сел, оставались пока за пределами нашего наблюдения. Иногда банды в двести — триста человек блокировали целые села и вступали в бой с пограничниками, стремясь увести с собой за границу целые семьи с детьми и скотом. Мы узнавали об этом в лучшем случае на следующий день.
И вот именно в тот момент, когда мы сделали первый шаг к неожиданному успеху, Сотир Атанасов совсем случайно натолкнулся на бандитов.
В этот день, как обычно, Атанасов ходил во селам. К вечеру он остановил пыливший по дороге грузовик, чтобы возвратиться в город. Однако в кабине рядом с шофером оказалась стонущая роженица, а в кузове блеяли овцы. Атанасов не захотел ехать вместе с овцами и, махнув рукой, пешком зашагал по пыльной дороге. За день он очень устал, ему страшно хотелось спать. Добравшись до опушки леса, он лег и уснул. Проснулся от холода. Была уже ночь, на небе светила луна, блестели яркие звезды. Атанасов закурил, забросил за плечи двустволку и быстрым шагом направился в ближайшую деревню. Он ужасно проголодался и спешил добраться до деревни, пока его друзья не легли спать. Неожиданно ему показалось, что в темноте прячутся люди. Он остановился, посмотрел по сторонам, прислушался. Он был уверен, что не ошибся. Сколько там пряталось людей, он не знал, но всем своим нутром чувствовал, что в лесу кто-то есть. Ему почудился даже запах мужского пота, сливовицы и жареной баранины.
Сотир Атанасов был храбрым, смелым человеком, об этом знали все, но тут он сильно испугался. У него даже мелькнула мысль, что ему пришел конец. Он живо представил себе, как, безжизненный, летит в пропасть. В такие моменты даже самый храбрый может совершить что-то нелепое, нелогичное. Атанасов обернулся в ту сторону, где почувствовал спрятавшихся бандитов, и вдруг закурил новую сигарету, осветив зажженной спичкой свое побледневшее лицо.
Когда спустя два часа он пришел ко мне и обо всем рассказал, в лице его не было ни кровинки. Я представил себе его состояние, когда он находился там, рядом со смертью, и не стал бранить его, ибо понимал, что он вернулся чуть ли не с того света. Ведь Атанасов был прекрасной мишенью, и, как выяснилось позже, его спасло лишь то, что бандиты, увидев его одного, сначала не поверили своим глазам, а потом расценили его действия как хитрый маневр...
Первое время мы имели сведения о том, где останавливаются бандиты на дневку и куда совершают переходы по ночам. Однако выходить в том направлении в ту же ночь не было смысла: бандиты имели возможность быстро уйти за границу.
Теперь мы ничего не знали о банде и не могли составить плана, как обезвредить ее. Обстановка же требовала, чтобы мы поскорее уничтожили бандитов; больше нельзя было терпеть их наглых набегов на наши села, поскольку это подрывало народную власть и наш авторитет. Было яснее ясного, что бандиты имеют убежища, что у них есть сеть помощников, но установить, кто и где они, было дьявольски трудно. Мы пробовали наладить контакт с пастухами, но получали один и тот же ответ: «Ничего не знаю, ничего не видел». И продолжали ловить ветер в поле.
Может, Атанасов был совершенно прав, когда просил разрешить ему довериться Кара Мустафе? Видимо, это было разумно. Мы два или три раза собирались у околийского начальника службы государственной безопасности Бакото, чтобы обсудить просьбу Атанасова, и каждый раз не могли решить, искренне ли поддерживает Кара Мустафа новую власть или он все-таки полностью на стороне бандитов и держит нас под наблюдением. В какой-то степени сделать определенное заключение мешали нам замкнутость его характера и исключительная сдержанность в разговорах со мною и Атанасовым. Да, мы не имели прямых улик, чтобы обвинить Мустафу во враждебной деятельности. К тому же приходилось считаться и с тем, что весь район видел в нем удалого красавца, обладателя трех жен, хозяина восьмидесяти декаров[2] табачных плантаций. Он пользовался славой превосходного наездника и прекрасного охотника. Однако наблюдения за Мустафой мы не прекращали. Особенно внимательно следил за ним Атанасов. Правда, пока не было никаких результатов. И тем не менее нам казалось, что Кара Мустафа оставался той единственной ниточкой, ухватившись за которую мы смогли бы раскрыть бандитов. Но пока все строилось лишь на догадках, на предположениях, предчувствиях. В мечети Кара Мустафу принимали первым; в селах его встречали как господина; все ему кланялись, словно были его подданными, и это еще больше усиливало наши подозрения в причастности Мустафы к дерзким бандитским налетам.