Кто знает, может, правильно Атанасов хотел действовать через Мустафу? Однажды Атанасов по собственной инициативе решил даже навестить Кара Мустафу и сказать ему: «Извини, дорогой Мустафа, что отнимаю у тебя драгоценное время. Да пошлет аллах тебе и твоим чадам всякого благополучия! Убей меня бог, но ты все знаешь о бандитах. Скажи мне, я умею держать язык за зубами. Если ты спутался с ними, твое признание будет иметь большое значение. Верь мне, тебя не тронут, и ты по-прежнему будешь спокойно охотиться на волков на своем коне...» Но, к добру или не к добру, Атанасов ни в тот, ни в другой раз не застал его дома: Кара Мустафа направился в гости к своим родственникам в Сатовче, откуда поехал в Сырницу и вернулся в село только вечером. К его седлу были привязаны две черно-бурые лисицы, четыре зайца и пустая сумка с коробком спичек.
Узнав, что Атанасов находится в их селе, Кара Мустафа в тот же вечер встретил его и, поздоровавшись как с близким человеком, сообщил ему:
— Виделся с твоим однополчанином капитаном Петковым. Жив-здоров, просил кланяться. Обещал приехать повидаться с тобой.
Капитан Петков раньше служил в полку начальником штаба, был замешан во многих темных историях, однако сумел избежать суда. Правда, из армии его уволили. Затем он бежал за границу и, по некоторым сведениям, стал работать на американцев. Атанасов почувствовал себя как в лихорадке. Теперь он окончательно убедился, что Кара Мустафа — человек Стивенса, того самого полковника Стивенса, который создал неспокойную обстановку на границе и терроризировал население четырех приграничных околий.
Кара Мустафа пригласил Атанасова в гости. В доме Мустафы ярко горели три керосиновые лампы с фарфоровыми абажурами. Среди гостей был слепой дервиш из Кырджали в изумительно чистой чалме, мастерски намотанной вокруг красной фески. Он читал изречения из корана, переводил их Кара Мустафе на болгарский язык и благословлял его по-турецки. Здесь находился и красавец священник из Доспата, известный больше умением соблазнять женщин и продавать коней, нежели усердием в духовных делах. На столе было все: запеченные серна и зайцы, цыплята, запрещенное кораном вино, брынза и баклава[3], пироги и многое другое. Гости вели себя спокойно, и казалось, все они собрались лишь для того, чтобы лучше рассмотреть и ближе познакомиться с Атанасовым. Ну а если бы они решили расправиться с ним, то для них это не составило бы никакого труда. С самого начала Сотира ни на минуту не покидало ощущение, будто безжизненные, неподвижные глаза дервиша смотрели только на него. Атанасов понял, что Кара Мустафа вводил его в круг своих знакомых, и контрразведчику было очень интересно, чем это все закончится. Про себя он уже отметил тесную близость присутствовавших, которые ни словом не обмолвились ни о происходящих в стране событиях, ни о народной власти.
Три керосиновые лампы продолжали ярко гореть. Мужчины пили вино, женщины из-за двери подавали новые яства, а Кара Мустафа с безразличным видом ставил их на стол, как бы подчеркивая, что у него собрались обычные гости. На стене висели охотничьи принадлежности и пять ружей, одному из которых, как утверждал Кара Мустафа, было более двухсот лет. Это старинное ружье принадлежало еще родоначальнику их рода — прадеду Мустафы Димо Кара. Рядом с этим ружьем висели две бельгийские двустволки, обычное одноствольное ружье и греческий охотничий карабин.
К полуночи гости поднялись из-за стола и, попрощавшись, стали расходиться. Вышел и Атанасов.
На следующий день Атанасов, словно упрекая себя в чем-то, рассказывал:
— Я ждал, что он сообщит мне что-нибудь новое. Но Мустафа молчал. Он лишь сверкал глазами, которые в темноте казались фосфорно-синими, и время от времени обнажал белые как сахар зубы. В ту ночь, примерно в половине одиннадцатого, бандиты напали на Теплен и забрали с собой одиннадцать семей вместе со всеми пожитками... Зачем же все-таки Мустафа оказывал мне такое гостеприимство, товарищ инспектор?..