Илинка увидела, как бай Петер приближался к селу со стороны леса. У нее замерло сердце, заложило уши. Она подошла к нему, вытерла выступивший на лбу холодный пот и проговорила:
— Добрая встреча!
— Дай бог, чтоб была доброй. Идешь в наше село?
— К тебе иду с поклоном!
— Ничего я не знаю, матушка! Ведь я уже тебе сказал! Бедный я человек, не губи ты меня!
Илинка возвращалась убитая. Поднявшись на гору, она присела отдохнуть. Высоко в небе мерцали звезды. Какая из них поможет человеку найти спасение? А в селе опять полиция. Говорят, в лесу появился партизанский отряд, недавно сожгли водяную мельницу...
И Илинка вдруг поняла, что другого пути нет. Возьмет она за руки сына и благословит его. Пусть он будет живым и здоровым. Пусть все будет так, как записано в сыновней правде. Ведь несправедливости на свете еще очень много...
Она пошла дальше. В небе поднялась луна, и стало светло. Подошла к Жинкову-брясту, где должен был ждать ее сын, но там его не оказалось. Оглянулась, покашляла, но никто не ответил. От страха сильно забилось сердце. Она побежала в сарай, бросилась в темный угол, но сына не было и здесь. Только на двери висел топор, который раньше лежал в соломе.
Илинка присела на порог и тихонько заплакала, но плакала она не от горя, а от радости. Как было условлено, топор на дверь повесил Антон: тем самым он давал ей знать, что у него все в порядке.
Кто-то близко закашлял. Илинка подняла голову и увидела лесника.
— Что, опять поешь?
— Маринчо, это ты?
— Я, бабушка Илинка! Давай вставай, становится прохладно!.. Видела топор?
— Ох, Маринчо, ты знаешь, как я боялась?!
— Да, но ты — железный человек!..
Илинка сидела неподвижно, не чувствуя, как прижатые к зардевшимся щекам ладони стали влажными.
Глава третья
ТОВАРИЩИ
Привала можно было бы и не делать, поскольку прошли немного, да и выспались неплохо накануне. Однако в черных как маслины глазах Мишела все еще прятался страх, испытанный вчера вечером среди зеленых грядок табачной рассады. Выходило, что смелость надо воспитывать и закалять, чтобы она стала такой же привычной, как багряный заход солнца, окаймленного белыми нежными облаками, или как восход его, когда над лесистым берегом реки поднимается туман и веет теплым ветерком с пробужденных полей между Пирином и Родопами. Останавливаться здесь было необязательно, но Петко то и дело беспокойно осматривал голые холмы предгорья. По внешнему виду его можно было принять за отца Антона и Мишела. Родопы здесь напоминали застывшее море, а холмы их — вздыбленные волны. Внизу, у подножия последней гряды холмов, искрились вымытые утренним дождем окна еще запертых домов, кирпичные крыши которых отливали зеленовато-синим цветом. В село уже наверняка пришли полицейские.
Антон вел двух новых партизан, по словам Страхила, «на боевое крещение» и с каждым шагом все сильнее чувствовал ответственность за них. Антон думал о том, как бы обойтись без потерь при выполнении поставленной им задачи. Эти двое не знали, зачем надо идти через город. Они молча и послушно шли за Антоном, охваченные жаждой подвига. Они не спрашивали, куда и зачем ведет их Антон. Партизанский закон гласил: ты не должен знать то, что положено знать другому.
Старуха, которая приняла и накормила их, долго плакала, рассказывая им о сыне, который остался где-то в Среднегории. Ей ничего не было известно о нем. Приходило сообщение о том, что его уволили в запас в Пазарджике, а потом из полка в общину[17] поступило письмо с запросом, не вернулся ли он домой. Не раз к ней наведывались полицейские, и она вновь голосила: «Верните мне сына! Верните моего сына!» Кто-то из них пообещал: «Принесем тебе его голову, не плачь!..» И на этот раз она все плакала, приговаривая: «Ну а если сейчас они придут с проверкой, то опять начнут искать моего сына?..»
Антон понимал, что полицейские в любую минуту могли осуществить проверку в городе, но надеялся, что они не начнут ее с дома старой женщины.
Он огляделся, вспоминая, как они ночью вошли во двор: там росло дерево, дальше тянулись заборы вокруг окрашенных домов, мост на улице вел к центру и городскому саду. Сколько воспоминаний навевали скамейки под каштанами и на аллеях! Но все это уже в прошлом. Сейчас здесь должны развернуться другие события; они начнутся в кабинете полицейского начальника, а закончатся на улице. И пусть потом товарищи из штаба наказывают его, упрекают за самовольные, рискованные и безрассудные действия! Поручая ему этих двух парней, Страхил сказал: «Береги их. Они еще неопытные. И забудь про ребячество, ясно?» Антон не посмел признаться, что хотел на одну ночь завернуть в город, чтобы свести там кое с кем счеты.