Наступила ночь. Юноша осторожно закутался в поношенный полушубок, сознавая, что ему не следует делать лишних движений: напротив светились страшные, холодные волчьи глаза. Сейчас волк не рычал, не был начеку. А может, он вновь оценивал, какая опасность исходила от этого безусого парня?
Антона клонило ко сну, но вдруг он заметил, как волк стал подкрадываться к нему. От испуга у юноши сильно забилось сердце, однако сознание работало четко и ясно: стрелять нельзя было ни в коем случае! Выстрел спас бы Антона от волка, но шум навлек бы много бед. Антон нащупал камень, который он присмотрел еще днем. Невольно подумал о первобытном человеке...
Волк остановился, посмотрел на партизана и вдруг, внезапно повернувшись, легко и бесшумно направился вниз. Вскоре послышались всплески воды: зверь стал переходить еще не замерзшую речушку. Но прежде чем исчезнуть во мраке глубокого оврага, волк постоял немного и вновь взглянул на пещеру...
Сон как рукой сняло, Антон дрожал не столько от холода, сколько от всего пережитого. Он ничего не видел перед собой, а когда глаза привыкли к темноте, стал различать темные силуэты полицейских возле горящего костра. Юноша начал растирать руки, разминать колени, пока не согрелся. И вдруг почувствовал головокружение. Может, это от голода и истощения? Оставался лишь один неприкосновенный запас. Придется привыкать к этим болям в пустом желудке. Антон попытался приподняться и встать на корточки, однако от слабости не смог. Он провел рукой по заросшему щетиной подбородку и с усмешкой подумал: «Совсем как Тодор Паница!..»
Так прошло пять мучительных и тяжелых дней. Голод не давал покоя. Юноша вспоминал, какой хороший хлеб отец давал в сочельник, как детей угощали домашней кровяной колбасой в васильев день и теплым вкуснейшим курбаном[19] в день святого Петра. В такие моменты Антону казалось, будто пещера наполнялась ароматом этих яств.
Снаружи волк опять грыз кости. Он обычно уходил на добычу около полуночи, пробираясь к лесу по камням, с которых ветер сдул первый снег. Антон внимательно наблюдал за зверем, как тот осторожно вышагивал, стараясь не оставлять своих следов. Возвращался волк на рассвете и, расположившись возле пещеры, начинал разделываться со своей добычей — то с зайцем, то с овцой. Слушая, как щелкают волчьи зубы, Антон думал о том, какой аромат стоял бы вокруг, если бы это мясо поджарить на огне, но об этом не могло быть и речи.
Неожиданно Антона осенила мысль убить волка и завладеть его добычей. Стрелять?.. В следующий же момент юноша услышал доносившиеся снизу голоса жандармов. Из села раз в день, а то и два раза прибывало до взвода полицейских, которые разворачивались в цепь и прочесывали местность. Уж не предатель ли сообщил им о возможном пути подхода к лагерю партизанского отряда? Наверняка предатель не все знал, иначе они тронулись бы к Кремену, а оттуда к Ванату... А если туда отправились другие? Не может быть, чтобы в лесу был только один пост... А может, лагерь обнаружен и теперь эти полицейские прочесывают окрестности, расправляясь с отдельными партизанскими группами? Раз в день на пост привозили на лошади продукты... Нет, он не будет стрелять в хищника, нельзя!
Волк беспокойно поглядывал на соседа, и в эти мгновения глаза его становились злыми. А можно ли вообще рассчитывать на дружелюбие зверя? Способно ли понимать животное? Почему волк не убежал, не испугался опасности такого соседства? Что удерживает волка здесь? Многолетняя привычка к месту, чувство собственности или личный район охоты? Волк обязательно ушел бы, если бы боялся соседа. Почему же он остался? А может, вид преследуемого человека настолько убедителен, что даже зверь начинает испытывать к нему сострадание?..
Антон выполз из пещеры и замер, ошеломленный: волк лежал, греясь на утреннем солнце, а в нескольких шагах от него на снегу розовели овечьи ребра. У Антона потемнело в глазах, голова его тяжело упала на протянутые вперед руки. Недоеденное волком мясо полностью овладело мыслями юноши. Но чтобы незаметно подползти к волчьей добыче, надо было дожидаться ночи. А солнце только что взошло. Хватит ли у Антона терпения дождаться конца дня? А может, попытаться уйти в лес по волчьим следам? Но разумно ли это? Ведь при таком оцеплении попытка выбраться из пещеры означала бы верную гибель. Однако оставаться здесь значило обрекать себя на голодную смерть. Как же быть с мясом?.. И Антон медленно пополз, плотно прижимаясь к земле и поглядывая то на палатку жандармов, то на розовевшее мясо. Внизу кто-то тянул песню, стучали посудой... Почуяв приближавшуюся опасность, волк встал на передние лапы и оскалился, потом предупреждающе зарычал, готовый броситься на человека. У Антона закружилась голова, по телу пробежал озноб. Зверь не хотел подпускать человека к своей добыче. Двигаться ли дальше? Голод неодолимо толкал Антона вперед, однако страх перед хищником останавливал человека. И все же Антон решил приблизиться еще на шаг, но волк зарычал, подполз к мясу и, схватив его острыми зубами, свирепо посмотрел на юношу.