— Был недавно кто-то из ваших, — первое, что сказала хозяйка, высокая седая женщина в белом переднике, когда, войдя в кухню, я предъявил удостоверение личности.
Усмехнулась, продолжая мыть посуду. — А вы зачем? — она взглянула в упор насмешливо и твердо.
— Я пришел, — начал я, несколько обескураженный таким приемом, — чтобы уточнить ряд вопросов. В общем, допросить вас…
— А то, может, сразу, без обиняков?.. — огорошила меня хозяйка. Ничего, я постоять за себя сумею. Не Камила. — Бренчала тарелками, полоскала их в тазике, опрокидывала на подставку. — Живо научу черное от белого отличать…
На что намекала она, я не понял. Не тратя времени попусту, достал бланк протокола допроса, предупредил хозяйку об ответственности за дачу ложных показаний, дал расписаться.
Бабушкой я бы ее не назвал, хотя лицо и казалось состоящим из одних глубоких морщин. Но глаза под широкими бровями сохранили незамутненный карий цвет. Да и морщины в соседстве с крепким горбатым носом скорее обозначали крутой нрав, чем увядание.
— Покажите, если не затруднит, комнату девушек, — попросил я, когда с формальностями было покончено.
Комната просторная. Можно вселить при желании и четырех. Я ощутил аромат духов. Так целый день пахло в моем кабинете после ухода Задонской.
Хозяйка и здесь нашла себе работу. Обмахнула тряпочкой клеенчатую скатерть, раздвинула шторы, открыла окно. Примерилась: к чему бы еще приложить руку? И все поглядывала на меня искоса, с недоверием.
— Оказывается, и у хозяек бывают любимчики, — улыбнулся я, кивнув на нарядное убранство одной из кроватей.
Другая постель накрыта простым одеялом.
— Выселю я этого любимчика! — отрубила хозяйка. Перестала поправлять безделушки на туалетном столике.
Воинственно сложила на груди руки.
И опять что-то высматривала во мне заинтересованно и строго. Странно. Вел я себя как будто нормально.
— Как вы думаете, Гуревич способна на кражу?
— Час от часу не легче, — удивилась хозяйка и нахмурилась. — Кто это у вас додумался? Камила в голоде, в холоде будет — чужого не возьмет. Девушка простая, все свое отдаст, будьте уверены!
— Что ж, предположим, не возьмет. Тогда кассир и почтальон?
Окно выходит во двор, к калитке. Собака и тут следила за мной. Пригнув морду к земле, ощерила зубы.
— Да вот, хотя бы случай вспомнить, — слышу из-за плеча голос хозяйки. — Как-то Камила нашла пятерку. Вон в сенях. «Ираида Ивановна, не ваши?» Нет, говорю, мои в комоде, на месте. Оказывается, Задонская обронила. А вы — кражу… Ну, насмотрелись? — Она, кажется, намерена пригласить меня на чашку чая.
— Скажите, кто имеет доступ к почтовому ящику?
Хозяйка подступила к окну. С ответом не торопилась.
— Я имею. А что?
— И только вы?
— Ну, Камила… А эта, — она повернулась к кровати Задонской, — боится красавица. Сама виновата, не подходи к собаке с палкой. — Пренебрежительно махнула рукой. — Худой человек. Наливное яблочко, да с червоточиной. Но наговорит с три короба, только слушай…
Я предпочел вернуть разговор к прежней теме. О Задонской успеется. И вот о чем узнал.
Тогда, уходя в сберкассу, хозяйка закрыла сени на висячий замок, а ключ положила, как всегда, в углубленье за дверью. На обратном пути встретила в переулке Камилу.
Во двор вошли вместе. В почтовом ящике были журнал «Работница» и, кажется, газета. А перед уходом, она видела, ящик был пуст. Извещение о переводов Письмо? От дочери и сына письма приходили, но позже. А Камиле от бабушки. В ящике были только журнал и газета. Она хорошо помнит.
Теперь показания следовало записать. Я огляделся.
— К вам можно пройти? — напросился я, еще не зная, как отнесется к этому скупая на гостеприимство женщина. — Нужно занести Ваши показания в протокол.
— Так вы по делу? — Хозяйка точно сделала открытие.
А удостоверение кому я показывал? А эти разговоры зачем вел?
— Тогда пошли ко мне, коли так, — она уже закрывала окно.
— А я ведь вас чуть не выставила, — призналась хозяйка в соседней комнате. Строгое выражение растворилось в улыбке. И скомандовала: Присаживайтесь к столу.
Здесь удобнее, свет падает слева. Что, ручка не пишет? Берите мою.
Можно было подивиться происшедшей в ней перемене.
Все-таки за кого она меня приняла?
— Ну, вошла в дом, — рассказывала Ираида Ивановна, пока я записывал все, что слышал от нее в комнате девушек. — Полистала «Работницу» на кухне и тут вспомнила: что-то мне Камила расстроенной показалась. Пошла к ней.