В положенный срок из ямы поднялась Имраска, такая же, как до съедения, только лицом темнее да дыханием смрадней, но не заботило это Лангиса. Радость его была недолгой. Стоило Лангису броситься в объятия возлюбленной, как пронзили его скрытые в зловонной плоти дикобразовы иглы, отравленные змеиным ядом и кровью акул. Вскрикнул Лангис, улыбнулся напоследок и умер, а тело его Имраска в себя вобрала — все, без остатка.
После пришла Имраска в дом семьи Койелео, и до рассвета кричали там женщины и мужчины, а громче всех — Кол Мойгол, отец семьи. Поутру никого из мужчин не нашли в доме, а женщины и дети все с ума сошли. Никто не осмелился искать пропавших мужчин, которых забрала Имраска себе на потеху. Стали жить в страхе перед ночью.
С той поры бродит в лесах Имраска, выходит порой к околицам людских деревень и зовет оттуда своего Лангиса. Иногда мужчины, что посмелее да поглупее, откликаются на ее зов, думая перехитрить убогую. Тех парней, что ложатся с нею, она привечает, но ни один из них не приходит потом домой.
Сказывают, плоть Имраски прирастает плотью обманутых ею мужчин. Когда мужчины все переведутся, Имраска примется за женщин, после них — за зверей, птиц и тварей морских.
Когда-нибудь Имраска поглотит весь мир и останется одна-одинешенька.
Всех съест.
Имраска
Bergatrollets frieri (скриптор Фредерик Канрайт)
— Ну, как успехи, доблестные мои искатели?
Принцесса горных троллей сидела в кресле перед камином, наблюдая за игрой огненных саламандр, и лениво поглаживала ворона, пристроившегося на резном подлокотнике.
Цверг прочистил горло.
— Ваше Высочество…
Принцесса не обернулась. Прежде, чем карлик продолжил, его спутник-свартальв сделал шаг вперед.
— Мы обыскали все королевство, госпожа моя. Были в самых дальних уголках, заглянули под каждый камень, принадлежащий вам и вашему Дому. Госпожа моя… нельзя найти то, чего нет.
Принцесса медленно прикрыла глаза. Ворон гаркнул и вспорхнул, переместившись на стоящую у кресла колыбель.
— Хорошо. Велите своим воинам продолжить поиски. И не ограничивайтесь нашими землями, — она вытянула руку, и мгновение спустя в ней появился ворох бумаг. — Возьмите подорожные, раздайте капитанам отрядов. С этим их пропустят. Везде, где только понадобится.
Свартальв стоял, не шелохнувшись. По его лицевой маске, выражавшей сейчас лишь полную отрешенность, плясали языки пламени, отражения огненных вирмов.
— Ты что, оглох? — цверг зыркнул на спутника, подошел к принцессе и с учтивым поклоном забрал грамоты. — Благодарствуем, Ваше Высочество, все будет исполнено наилучшим…
— Госпожа моя, — прервал его свартальв; голос из-под маски звучал непривычно глухо. — То, за чем мы охотимся — миф. Это всем известно. Гневайтесь, коль хотите, но я не могу не спросить вас: сколько лет нам еще гоняться за неведомым?
Принцесса отвернулась от камина. Глаза ее под заросшими мхом бровями были словно камни у кромки болот. Раздвоенный кончик змеиного языка то и дело показывался промеж слегка разомкнутых губ.
— Вечность, Драуг, сын Драуга. Если потребуется. Да только вот мор так долго ждать не станет, и тебе это известно не хуже меня. Я написала другу и брату нашему, владыке Нуаду Среброрукому, Королю-под-Холмами. Птички вернули мне его слово. Моли своих мертвецов-предков, старший сын Темного Дома, чтобы благосклонность островитян оказалась истинной.
— Это оно и есть, чтоль? — цверг приподнял край плаща, покрывавшего клетку, и глянул в темноту меж ивовых прутьев. — Дар вашего короля?
Посланник владыки Нуаду лишь молча кивнул. Он и его охрана стояли в отдалении — зыбкие тени на фоне детей Горы. Тени, пахнущие вереском, болотом и смертью.
— Ханзе.
— Оно там живое вообще? Палочкой, чтоль, потыкайте, — цверг сплюнул на землю и затер плевок когтями. — Альпий выкормыш…
— Ханзе!
Свартальв шагнул вперед и поклонился.
— Ее Высочество госпожа наша Эглаика, владычица гор, принцесса бергатроллей, цвергов и свартальфар, искренне и от всего сердца благодарит друга и брата своего владыку Нуаду Среброрукого, Короля-под-Холмом, за столь щедрый дар. Примите и нашу благодарность, посланник.
Ши изобразил ответный кивок, взмахнул рукой в ритуальном прощании и вместе со свитой растворился в октябрьских сумерках.