В тот час мудрецы решили послать к нему имама.
Он выступил поздно вечером, раскатывая мелкие камешки своими старыми ногами в старых сандалиях, добрался и все время пытался укрепить полоску белого лисама на кончике своего крючковатого носа. Муслин не поддавался и скатывался с носа вниз, всякий раз оседая на губах. Однако имам попыток не прекращал и упорно подтягивал ткань кверху, на кончик носа. Он отругал стайку молодежи, собравшейся в кружок у шатра и дал знать Ахамаду, что желает побеседовать с больным наедине. Он сел в головах у Ухи рядом с опорным шестом и стал бормотать аяты из Корана. Перебирал зернышки четок молча, пока молодежь не отошла от шатра. Произнес в полной темноте:
— С прискорбием вынужден сообщить тебе, что шейхи возмущены и считают, что так не годится.
Уха долго молчал, прежде чем отреагировать своим слабым от долгого голодания голосом:
— Разве владеет раб средством остановить волю божию? Недуг есть недуг. Посланец господа.
— Твой недуг не такой, как прочие.
— Да моя болезнь хуже всех будет!
— Где Уха? Где его воля, подчинившая магов джунглей? Где его десница, расколовшая трезубцы шакальего племени? Где наш Уха-рыцарь?
— Воля рыцаря годится для магов джунглей и шакальего племени, однако, господин наш факих, разве пригодна она на что в случае с принцессой Аира?
— В тебе причина всего, что случилось. Ты слишком долго плутовал и кружил вокруг нее, так что один из вассалов вскружил ей голову и покорил сердце ее, похитил прямо из твоих рук, и случилось с тобой то, что произошло однажды с кошкой, охотившейся на мышь.
Он закашлялся, прочистил горло и продолжал:
— В роще родниковой Адрара видел я, как маленькая черная кошка охотилась за мышью несчастной. И вместо того, чтобы схватить ее да растерзать когтями своими, она из зарослей камыша долго за ней наблюдала, а потом начала забавляться со своей жертвой, толкать лапами да переворачивать кверху брюхом, потом оставила, дала ей ускользнуть на какое-то расстояние, бросилась за ней и опять ее схватила. И так продолжала эта кошка «играть» долго со своей мышкой несчастной, и наступил решающий момент расплаты для кошки — прыгнула мышка и скрылась в норе! А ты знаешь, что с кошкой сталось? Тьма спустилась, я там ночь провел, на краю оазиса, чтобы поутру отправиться на местный рынок. Только эта глупая кошка покою мне не давала — не спал я той ночью. Она все продолжала мяукать да плакаться, кружила вокруг ямки до утра, очевидно, не веря, что мышь в состоянии убежать от нее с такой легкостью. А мышка-то выжила по причине безрассудства самой кошки! Понятно тебе?.. А! Молчишь! Женщина — она как мышь, если попалась тебе в руки, разбирайся с ней, потому как если не сделаешь — вмиг ускользнет, потому что всегда мужик другой найдется, тебя опередит, если в должный момент инициативу не проявишь, он у тебя из рук ее вырвет!
— Воистину, я ожидал от тебя сочувствия да поддержки, а ты вот только боль разбередил!
— При таком ударе никакая защита не поможет. Не ополчились на тебя джинны, никакой призрак не выскакивал, чтоб тебя испугать. Нет у факихов уловок против злых демонов сердечных. Между нами и ею — занавес плотный натянут, сынок. Однако, скажи мне: ты не пытался как-нибудь отвадить от нее этого сына вассалов?
— Как?
— Вызвать на поединок. Никто тебя не осудит, если ты ему в поединке череп проломишь.
— Да меня же все позорить начнут за поединок с представителем племени вассалов. Рыцарь сражается только с рыцарем!..
Имам замолчал. Гиблый ветер дохнул жарко, бросил в лицо неожиданно пылевой вихрь. Он опять начал бормотать новые аяты очиститься от пыли, насылаемой бесовскими рыцарями джиннами, и наконец произнес свое последнее предложение:
— В таком случае тебе остается одно: биться об заклад.
— Заклад?!
— Да. Самый древний судья в Сахаре. Только подожди: что ты мне дашь, если план мой удастся?
Уха поднялся с постели. Надежда вернула его к жизни, в глазах загорелся блеск. Дрожащим голосом он проговорил:
— Я тебе дам… Я тебе дам что угодно. Говори!
— Трех верблюдов белых и махрийца резвого, да новый «илишшан»[165] в придачу!
— Я думал, ты больше запросишь.
— Я — человек умеренный.
— Ну, а теперь расскажи мне про заклад. Это что, старейшины предложили?
Имам повертел четками в руке и, помолчав немного, произнес:
— Заклад твой — взобраться на вершину Идинана.