– Друзья, – сказал он. И хотя голос его дрожал, он говорил твердо. – Мы скорбим о наших товарищах, но мы не имеем права прийти им сейчас на помощь. Мы не знаем, сколько там стражников. Я знаю лишь, что мы все попадем под лучи их трубок.
Они смогли подойти к телам Инея и Звезды только утром, когда рассвело. Стражников не было. Очевидно, они ушли в то время, когда остывшие тела уже не видны в тепловом диапазоне и еще неразличимы в диапазоне оптическом.
Иней лежал на камнях, страшно подогнув в падении ногу. Стреляли, очевидно, с близкого расстояния, потому что дырка в голове была большой, края оплавлены и две тонкие струйки металла скорбно застыли на бело-голубом шаре. Два глаза были разбиты, и белесые осколки линз поблескивали на камнях, а два смотрели в желтеющее небо. Он был мертв. Мертв был и Звезда.
– Друзья, – сказал Утренний Ветер, и слова были тяжелыми, он с трудом выдавливал их из себя. – Я знаю, что должен был удержать их, и знание это всегда пребудет со мной… Они были хорошими дефами, храбрыми и добрыми, и не могли не броситься в бой… – Он помолчал, потом добавил: – Мы не сможем унести их тела. Возьмем лишь их головы и вынем аккумуляторы.
Они уже собрались идти, когда услышали слабый шорох. Из-за стены показался пришелец. Увидев их, он вскрикнул и закрыл лицо рукой.
Недалеко они нашли и его товарища. Он лежал на камнях, подрагивал и не хотел вставать.
– Коля, – позвал Утренний Ветер. – Саша. – Он знал их имена от Володи.
Пришельцы не отвечали. Они стояли молча, тупо уставившись на землю, и глаза их были пусты, как глаза кирда, когда он погружается во временное небытие. Это было необъяснимо. Пусть у пришельцев было по два глаза, но, разговаривая с Володей, он видел, как постоянно меняется их выражение, словно они отражают все, что думают их владельцы.
– Что с вами… случилось? – спросил он.
Пришельцы не отвечали, как будто не понимали ни своего языка, ни то, что он обращался к ним.
Это было непонятно. Может быть, они просто напутаны? Ну конечно же, напуганы, как он сразу не сообразил! Ночь, побег, вспышки трубок, темнота…
– Пойдемте, – как можно ласковее сказал он и протянул руку тому, кто был выше. Он знал, что это Надеждин, командир их корабля.
Надеждин что-то промычал, отскочил в сторону. Крупная дрожь била его.
– Не бойтесь, – сказал Утренний Ветер. – Мы ваши друзья. Скоро вы увидите вашего товарища. Пойдемте.
Он сделал приглашающий жест, глядя теперь на Маркова. Но и Марков ничего не ответил, только тупо уставился на него.
Странно, странно, не так он представлял эту встречу. Как они могут так отличаться, Володя и они? Может, только Володя разумный пришелец, а эти двое как кирды? Но они и на кирдов не были похожи, и Володя рассказал бы об этом.
– Пойдемте, – еще раз сказал он и потянул осторожно Надеждина за руку, но тот с криком вырвался и бросился бежать.
Они довольно быстро догнали его. Когда они шли в лагерь, Утренний Ветер был полон печали. Они потеряли двух товарищей, и с пришельцами тоже что-то случилось…
Четыреста одиннадцатый быстро шел по пустым ночным улицам. Он шел не посредине, как ходят стражники в ночном патруле, а прижимался к стенам. Если уж и встретится ему стражник, так меньше риска, что его заметят. Конечно, у него есть дневной штамп, он скажет, что идет на проверочную станцию подготовить стенды, но кто его знает, стражник может оказаться дотошным. Упрется, что кирдам не положено ходить ночью. А то надумает связаться с Мозгом, дал ли Мозг приказ, и так далее. Тогда конец. Это было маловероятно, но не невозможно. Поэтому лучше не привлекать их внимания.
Два раза он слышал их шаги и замирал, прижимаясь к стенам, а один раз, когда стражник шел прямо на него, успел юркнуть в здание.
Конечно, думал он, неподвижно затаившись в темном проходе между загончиками, не нужно ему было так рисковать. В конце концов, дело даже не в нем, не в кирде Четыреста одиннадцатом, давно уже ставшем дефом и назначенном теперь начальником станции. Ползает он по городу или впадет в вечное небытие – не так уж, в сущности, и важно. Но у него был план, и он чувствовал себя ответственным за этот план. Если он впадет в вечное небытие, погибнет и план. А этого случиться не должно, он твердо знал это.
Шаги приблизились ко входу. Если стражник заглянет, он сможет различить, что один кирд стоит не в загончике, а в проходе. И тогда… Он не успел решить, что именно случится тогда, потому что шаги начали удаляться.
Он благополучно добрался до станции. Он прикрыл за собой дверь. Центральный зал с проверочными машинами казался в темноте огромным. Он не решился включить освещение – а вдруг кто-нибудь заметит? – и различал лишь ряды проверочных машин, которые тянулись по обе стороны прохода. Машины едва светились. Они неплохо потрудились накануне и сейчас излучали последние порции тепла, что скопили за день.
А вот и его стенд. Он вдруг сообразил, что не сможет найти на ощупь голову Двести семьдесят четвертого. И новенькие головы, и голова начальника стражи были совершенно холодны и поэтому не видны в инфракрасных лучах.
Не нужно было все это, все это было глупым вздором. Приказано ему было сунуть голову под пресс – значит, нужно было так и сделать, а не рисковать планом. На мгновение в нем возникло убеждение, что ничего из его плана не получится, что проклятый город как стоял, так и будет стоять в вечной своей тупости и бездумной покорности. Как может он всерьез думать, что он, жалкий одинокий деф, сможет уничтожить эту непоколебимую твердыню? Это убеждение заставило его замереть, как будто кто-то выдернул из него аккумулятор. Так оно в сущности и было. Ненависть к Мозгу, к системе и была аккумулятором, который давал ему энергию. Но леденящее сомнение исчезло. Он стоял в темноте, все еще напуганный, все еще скованный. Надо успокоиться. Да, город страшен и могуч. Тысячи бездумных кирдов в любое мгновение бросятся выполнять любой приказ своего повелителя. Но и он не один. Иней, который провел у него вместе с пришельцем ночь, рассказывал ему о лагере, о дефах. «И ты, – сказал он, – можешь выбрать себе имя. Не номер, а имя». Нет, не будет он сейчас выбирать себе имя, он так решил. Сначала он претворит в жизнь свой план. Так все сделает, что план сам начнет работать, так подкопает основание системы, что город рухнет. Вот тогда-то он выберет себе имя. То, о котором мечтал и на которое пока не имеет права.
А может быть, все-таки не зажигать свет? Выбрать на ощупь одну голову, поставить на фантомную машину. Если эта пустая, новенькая голова, еще не бывшая в употреблении, взять другую. Нет, так он может не успеть. Начнется день, придут работники. Он нагнулся над ящиком. Как он и думал, головы не светились. «Спокойно, сказал он себе. – Попробуй различить их на ощупь». Днем он засунул голову начальника стражи в дальний конец ящика. Он сконцентрировал все внимание на своих руках, придал клешням максимум чувствительности, начал медленно поглаживать холодные шары. Как будто новая, и эта новая. А эта… Он еще раз осторожно прошел зажимами клешни по голове. Что это, не крошечная ли вмятинка? Может быть… Стоит попробовать.
Он поднял голову и медленно двинулся по проходу к фантомной машине. Вот уж где ему не нужен был свет! Столько раз копался он в чужих мозгах по приказу Творца, что и без глаз сумел бы подсоединить к машине любую голову.
Он вдруг замер. Как же плохо в последнее время он стал рассчитывать свои действия! Он так боялся включить свет, а ведь все равно фантомы светятся. Ладно, теперь все равно отступать было поздно.
Он подключил голову и нажал на кнопку. Сейчас он узнает, действительно ли это голова начальника стражи или он ошибся. Если голова новая, фантомы не появятся, машине просто нечего считывать в мозгу.
Он впервые включил машину в полной темноте, и видно было, как возникают фантомы. Казалось, еле слышное низкое гудение машины превратилось вначале в почти неразличимое мерцание. Это еще был не свет, это были разные оттенки черноты. Но вот пробежали первые неуверенные всполохи, задрожали, начали медленно наливаться светом, крепнуть и вдруг вспыхнули, приобрели форму. Да, он не ошибся, это была голова начальника стражи.