— Бакс! — зовет Арл. — Кажется, оно.
Подхожу и вижу простенькую дверь с кодовым замком. Не сенсорным, но работающим от электричества.
— Похоже, — соглашаюсь я.
— Только как мы её открывать будем? — спрашивает напарник.
— Руками, — говорю я, снимая со спины рюкзак. — Я читал про такой тип дверей. К каждому замку подведено питание. Видишь, панель не на самой двери, а сбоку?
— И?
— Под панелью механизм, выдвигающий в пазы двери несколько металлических штырей. Обычно три, — объясняю Арлу, доставая батарею, — Нам нужно только раздолбать стену, чтобы подцепить аккумулятор к проводам. И снять переднюю панель, чтобы дать доступ пауку. А он займется подбором пароля.
— Что с твоим лицом? — испуганно спрашивает Машка Ржавая, разглядывая меня.
— Мне из него сделали рожу за вот это, — протягиваю ей системный узел.
— И чего здесь? — спрашивает Ржавая, вертя его в руках.
— У тебя хотел спросить.
— О как. А подробности будут? Потому что, глядя на твою рожу, я предполагаю, что доставал ты его с боем.
— Наоборот. Мне делали рожу из лица, чтобы я его взял.
— О как? Теперь я тем более жажду подробностей.
Я рассказываю ей, как спалился с монтом и во что всё это вылилось. А Машка слушает, изучая содержимое узла.
— В этом твоя проблема, — говорит Ржавая, — ты никогда не рассказываешь подробностей. Я могла бы учесть некоторые нюансы, если бы ты объяснил, для чего именно нужен монт.
— Для некоторых подробностей невозможно подобрать удобный момент.
— Может, ты его просто постоянно проёбываешь? — саркастично спрашивает Машка.
— Случилось то, что случилось, — отмахиваюсь я. — Ты мне лучше скажи, чего там?
Я киваю на лежащую у Ржавой на коленях доску. Очень старая, не чета моей. Как она умудряется на таком старье работать? Если выкрутимся — куплю ей чего-то поприличнее в знак благодарности.
— Законсервированный проект. Данных мало, но из тех, что есть, можно утверждать: речь идёт о сращивании железа с нервными окончаниями.
— Бионейромеханика наше всё?
— Может и бионейромеханика, — задумчиво отвечает Маша, продолжая листать-вращать-перекладывать содержимое системного узла.
— А смысл? Не думаю, что данные какой-то законсервированной лаборатории могут быть полезными спустя столько десятилетий.
— Зачем-то ж Йуну Бо это понадобилось. А он не такой человек, который будет делать что-то просто так. Даже если делает это чужими руками.
Пока паук скрипит своими электронными мозгами, выясняя количество символов в комбинации и их последовательность, Арл опять начинает разговаривать не по делу. Волнуется и таким образом пытается отвлечь самого себя.
— Слушай, Бакс, а как думаешь, чипы эти безопасны?
— Не знаю. Это вон, лучше Ржавую спросить или Улле. А еще лучше обеих. Одна понимает в бионейромеханике, вторая — в программном обеспечении.
— А то я чего-то сомневаюсь, что всё это ради безусловки затевается. Там же наверняка какой-нибудь трекер, какие-то механизмы обратной связи.
— Понимаешь… — я пытаюсь подобрать слова. — У любого события всегда две стороны. Просто мы зачастую стоим с той, которая нужна тем, кто нам это событие показывает. В целом, удобный инструмент контроля и управления. Но подумай сам, что скрывать большинству?
— Ну, мне было бы неприятно осознавать, что в любой момент кто-то там, — Арл показывает вверх, — может узнать о тебе всё. Или перекрыть тебе доступ к твоим же деньгам.
— Ну так логично: если они дали, значит, они могут и отнять. Господи, Арл, да большинству насрать, узнают ли о них что-то, и это самое большинство с радостью предоставит о себе все данные в обмен на регулярную прикормку от государства. Да и государству, по большому счету насрать на то, чем занимается обыватель. Поэтому чипирование неизбежно.
— Почему?
— Потому что дураков развелось слишком много.
— Короче говоря, большая часть информации на уровне слухов и городских легенд, — подсаживается ко мне Ржавая и поворачивая десктоп так, чтобы мне было видно. — Проект назывался «Telencephalon» и изучали там аспекты передачи сигналов из мозга в железо и наоборот. Вот здесь пишут, — Машка выводит на передний план один из документов, — что он работал и в период обмена ядерными любезностями и после. Почему и кем был законсервирован — неизвестно. Где находился — неизвестно.
— А чем занимались-то?
— Погоди, до этого тоже доберемся, — отмахивается Ржавая. — Так вот. Всё те же слухи утверждают, что там ставили эксперименты на людях.