...Но вот мы пришли сегодня в стены пустых монастырей, в полуразрушенные храмы, в оскверненные безбожниками иноческие кельи с такими же опустошенными, разбитыми душами, сбросив с себя у порога тяжкую ношу грехов. Устраивать обители заново, восстанавливать разрушенные стены, очищать их от грязи и скверны, придавать всему благообразный вид - оказалось не так трудно. Но восставлять внутренние развалины, изгонять уродливое и безобразное из своих сердец, очищать и украшать внутреннюю клеть души - гораздо, неизмеримо труднее. Все внешние дела враг позволяет нам совершать без особого противления, так как при всем внешнем благолепии религиозной жизни он может наплести еще немало своих паутин и погубить в них множество душ, предать их еще более лютой смерти, подвергнуть еще большему осуждению. Но этот едва заметный паучок превращается в огнедышащего дракона, когда христианин приступает к очищению внутреннего своего храма - здесь враг восстает на душу со всеми своими жестокими орудиями, и только благодать Божия может охранить ее и укрепить в начатом святом подвиге. Поэтому-то главное в монашеской жизни не книжное знание, не тонкоумствование и не наружное благочестие, а те навыки, которые приобретаются в непосредственном опыте внутренней работы, таинственный опыт души, рождающийся в общении с Богом и в борьбе с дияволом. Но такое опытное познание невозможно передать на словах, о нем трудно рассуждать на языке наших привычных понятий. Вот почему монашеству всегда обучались, непосредственно соприкасаясь с жизнью уже приобретших этот внутренний таинственный опыт монахов, учились больше не со слов, не по внешним правилам и манере жизни (хотя и это очень важно), но черпали знание из того, что скрывалось под всем этим внешним и только просвечивало через наружнее: из глубокого, непостижимого умом, сокровенного рассудка, живого источника веры, который на духовном уровне видела и из которого черпала силы душа новоначального.
Но около нас, к сожалению, почти нет таких учителей, трудно найти теперь старцев, которые передали бы нам с рук на руки этот опыт внутреннего делания, научили бы примером, а не словом, всем тонкостям киновиальной жизни, вручили бы нам монастырский устав, родившийся из жизненного опыта, а не из теоретических измышлений. У нас есть книги, но все, что написано в них о монашестве, требует основательного переосмысления самой жизнью. Наше необычайное время, положение, внутреннее состояние не позволяют слепо копировать жизнь прежних монахов, но заставляют искать доступные именно нам формы монашества, требуют решения новых проблем и вопросов, очень тонких и труднопонимаемых, но крайне важных для нас вопросов, на которые нелегко найти ответ в книгах, написанных в далекие, давно прошедшие времена.
Надо помнить и о том, что монастырь всегда устраивался не внешней мудростью, не одной только доброй волей его основателей, но молитвами, подвигами, многими скорбями, через долгую упорную борьбу с врагом, чрез претерпевание мучительных искушений - внутренних и внешних. Каждая пядь земли, каждый камень стенной кладки, каждое посаженное здесь дерево должны быть политы потом и слезами, освящены верой и молитвой, чтоб обитель стояла прочно и была крепким прибежищем для спасающихся. Тогда монастырь бывает подобен разогретому на огне медному котлу: ни одна вредная мошка не может прикоснуться к его содержимому. Какое еще место на земле может быть так ненавистно, так враждебно миродержцу дияволу в ХХ веке, как православный монастырь? Что может быть еще столь невыносимо для него в то время, как весь мир совершенно послушен ему, когда почти все человечество порабощено тьмой греха и беззакония, а сама земля напоминает грандиозную танцплощадку, где все безостановочно пляшет под лихую дудку хохочущего злодея?
И потому можно представить, какие трудности возникают сегодня в только-только что возрождающемся монастыре, какие сложные задачи встанут перед настоятелем современной обители, который попытается направить вверенное ему братстсво по пути истинно монашескому. Но "невозможная у человек, возможна суть у Бога" (Лк. 18, 27). Мы верим, что и сегодня, в век отчаянного массового беснования, возможна самая серьезная, воздержанная, молитвенная и внутренне уединенная жизнь. Время идет, меняются люди, их нравы, мировосприятие, вкусы, взаимоотношения, но "Иисус Христос вчера и днесь тойже, и во веки" (Евр. 13, 8), заповеди Христовы остаются те же, те же - смысл, цель и назначение жизни человека, та же впереди смерть неминуемо ждет каждого из нас, те же придирчивые мытарства, те же блаженства или муки, та же ненависть и лютая вражда диявола, те же и даже более сгущенные и тонкосплетенные его сети и ловушки, а потому: те же необходимы подвиги, те же посты, молитвы, бдения, покаянные слезы, то же внимание к себе, то же внутреннее делание, может быть, еще большая ревность и горение веры, чем у прежних христиан. Все это нам потребно еще более, ведь тем настойчивее нужно стремиться к Небу, чем больше старается нас пригнуть к земле дух злобы, князь мира сего. Мы верим, что и в этом непростом начинании здесь, в Бетании изольется на нас неиссякаемая Милость Божия, всегда так обильно являвшаяся здесь, и под Покровом Матери Божией, по молитвам святых старцев, тут почивающих, Благодатью Духа Святого еще возродится в этой обители, хотя бы и на малое время, истинно монашеская жизнь. Ведь "идеже бо умножися грех, преизбыточествова благодать" (Рим. 5, 20).