Заслуги Шиндлера неоценимы. Помимо известной биографии (первое издание 1840 г.), он опубликовал множество статей и отдельных воспоминаний о своем великом друге и сохранил от гибели ряд документов. Хотя Шиндлер многое напутал и не заслуживает полного доверия, однако он добросовестно излагает факты, знакомые ему лично. Крупнейший биограф Бетховена Тайер доказал, что работы Шиндлера, при всех недостатках, являются ценнейшим первоисточником для биографии «зрелого» Бетховена. После смерти композитора Шиндлер занимал различные дирижерские должности в Германии. Это был человек с уязвленным самолюбием, беспокойный и достаточно нелепый в общении с людьми[169], но его разносторонняя образованность позволила ему понять многие высказывания композитора глубже и правильнее, чем многим другим «приближенным». Так, например, он первый дал верное представление о религиозных, философских и социально-политических взглядах великого музыканта. В писаниях Шиндлера чувствуется отзвук политического радикализма и отсутствие сословных предрассудков. Свидетельства Шиндлера о мировоззрении композитора в последние годы его жизни коренным образом противоречат домыслам и вымыслам современных буржуазных ученых, стремящихся на основании вырванных из контекста цитат доказать, что Бетховен в последние годы жизни обратился в верующего католика, проповедующего «смирение» и прочие христианские добродетели. Частые обращения Бетховена к богу были не чем иным, как поэтической привычной аллегорией, а образ Христа служил в его устах лишь символом страдания. Выше уже приходилось указывать, что в действительности Бетховен был близок к пантеизму. Он проявлял большой интерес к «философии природы» (натурфилософии). Наконец, в сочинениях «позднего» Бетховена, как и прежде, отсутствуют специальные церковно-религиозные задания. Лучшим доказательством этого служит знаменитая «Торжественная месса», хотя и написанная на полный литургический текст, но с самого начала предназначенная не для церковной службы, а для концертного исполнения и по характеру музыки приближающаяся к Девятой симфонии.
Широко распространено мнение, будто в последние годы жизни великий композитор, глухой, больной и одинокий, окончательно отошел от общественной жизни и замкнулся в сфере «чистой мысли». Если понимать под «общественной жизнью» посещение дворцов венской аристократии, публичные выступления и пр., то такое утверждение правильно. Но в подлинном смысле Бетховен только в последние годы жизни нашел для себя созвучную ему общественную среду передовой венской интеллигенции. Хотя общение с этой средой ограничивалось только оппозиционными разговорами в трактире, кофейнях и в музыкальном магазине Штейнера, композитор многое почерпнул из этих встреч. Скорее в молодые годы он чувствовал себя одиноким. Страстный политический мыслитель, Бетховен не мог ожидать от восторгавшейся его игрой знати хотя бы малейшего проявления интереса и внимания к его революционному мировоззрению: к композитору всегда относились, как к «плебею». Вынужденный жить среди людей, не понимавших его, и, следовательно, замыкаться в самом себе, композитор в годы растущей всемирной славы задыхался в безыдейной атмосфере блестящих аристократических салонов. Только после 1810 года Бетховен стал встречаться с представителями немецкой передовой интеллигенции (Рахиль Левин, Варнгаген, Тидге, Беттина, уже не говоря о Гёте). Таким образом, подлинным источником творческой деятельности великого музыканта, душой и правдой его произведений были революционные, передовые идеи его времени.
169
Он носил с собою повсюду визитные карточки, на которых было написано по-французски: «Друг Бетховена». Однажды в 1844 году, во время нижнерейнского музыкального фестиваля, на одной из генеральных репетиций Шиндлер громко делал критические замечания дирижеру, исполнявшему бетховенскую мессу, и кончил тем что потребовал от оркестра следовать ему, а не дирижеру. «Я Шиндлер», заявил он. В конце концов «друг Бетховена» был выведен из зала.