— Монганга, — сказал я, изо всех сил изображая на лице самую приветливую улыбку, но сержант не обратил внимания ни на нее, ни на сигареты.
«Дело плохо», — подумал я. По знаку сержанта подошли солдаты и обыскали машину.
— Монганга, — повторил я, однако волшебное слово опять не возымело действия.
Подошел лейтенант. Я снова повторил «монганга» и показал на красный крест. Он покачал головой и сказал по-французски:
— К сожалению, ничего нельзя сделать, доктор.
— Мне нужно в город. Больнице необходимы медикаменты.
— В городе стреляют.
— Что же мне, бросить работу? У меня своя война.
Он посмотрел на меня удивленно.
— Да, — продолжал я, — люди в смертельной опасности, у меня кончились боеприпасы. Если я вернусь без сыворотки, они умрут.
Лейтенант задумался.
— Так плохо?
— Очень. Если у них начнется приступ столбняка, они задохнутся.
Пока я говорил, солдаты подошли ближе и внимательно прислушались к разговору.
— Я пропущу вас, — сказал лейтенант, — но до министерства еще пять таких заграждений.
— Дайте мне одного из ваших людей, чтобы он мог объяснить другим, в чем дето.
— Согласен. Только смотрите, не угодите на линию огня.
— Где она проходит?
— Внизу, у реки.
— Буду следить, чтобы не помешать стрельбе, — заверил я лейтенанта и, поблагодарив, поехал дальше. Вот так мне удалось попасть в город.
В министерстве здравоохранения не было ни души. Я поехал в больницу, но и там было пусто. Тогда я направился в штаб-квартиру войск ООН, в отель «Вагения». На безлюдных улицах попадались лишь цепочки солдат. Я давал полный газ и нажимал на клаксон, меня принимали за скорую помощь и пропускали беспрепятственно. Площадь перед отелем была заполнена военными машинами вооруженных сил ООН. Военнослужащие «голубой армии» контролировали все выходы. В здании я встретил знакомого.
— Что ты тут делаешь? — удивился он.
— Ищу сыворотку. Где твой начальник?
— Добряк! Люди стараются сейчас не высовывать носа из дому, а ты себе разгуливаешь!
— Мне нужно на склад медикаментов. Сыворотка необходима позарез.
— Туда не проедешь. Там стреляют.
— А что происходит?
— Триста лейб-гвардейцев Гизенги защищают его. Они дерутся, как львы. Пока они потеряли примерно тридцать человек убитыми. Однако это ему не поможет. Вся армия перешла на сторону Лундулы.
— Чего же, собственно, хочет Лундула?
— У него есть приказ доставить Гизенгу в Леопольдвиль. Гизенга, разумеется, отказался подчиниться, началась стрельба.
— Как же мне достать сыворотку?
— Поезжай домой или подожди до завтра или послезавтра, к тому времени все кончится.
Я решил обратиться к польским врачам или в больницу, где работали австрийцы. Она находилась недалеко от линии огня. Когда я выехал на главную улицу, она была полна конголезцев. Сотни людей бежали к порту, размахивая велосипедными цепями. «Свободу Гизенге! — кричали они. — Да здравствует ухуру! Долой предателей!» Однако на углу им преградили дорогу военные джипы с «визжащими» шинами. Солдаты выскочили из машин и побежали навстречу демонстрантам. Было очевидно, что велосипедные цепи не могут конкурировать с винтовками. Толпа рассеялась. Когда солдаты настигали кого-нибудь из демонстрантов, то избивали так, что у несчастного оставалось мало шансов выжить. Спасавшиеся бегством люди издалека кричали: «Ухуру!»
— Вот какие здесь дела творятся, — сказали польские врачи.
Они удивились, увидев меня, и не хотели верить, что я пробрался в город, несмотря на осадное положение.
— Гизенга был для правительства в Леопольдвиле бельмом на глазу. Вокруг него концентрировались революционные силы, которые еще остались после ликвидации Лумумбы. Более года держался он в Стэнливиле, который провозгласил временной столицей Конго.
— Это я знаю. Но как же дело дошло до переворота?
— В Стэнливиле от него все отвернулись, кроме рабочих и молодежи. Особенно депутаты парламента. Однако чтобы разобраться в путях развития освободительного движения, нужно знать подоплеку этой истории.
Действительно, лишь имея хотя бы общее представление о прошлом Конго, можно было понять, что там происходит. После установления бельгийского владычества, в начале XX века колониальные власти сталкивались лишь с отдельными вспышками сопротивления. Девяносто пять процентов населения жили в деревнях или в девственном лесу, и восстания ограничивались территорией одного племени. Это было время тайных обществ.
Так, например, между 1904 и 1910 годами в Санкуру произошло восстание пороховиков. Их называли так потому, что они носили амулеты — небольшие мешочки с золой от сожженных внутренностей животных. Люди-леопарды, участники другого восстания, нападали на служащих всемогущей компании «Котонко». Было восстание людей-крокодилов, призывавших рабочих плантаций к террору.
Затем движение сопротивления вышло из племенных рамок и приняло характер широкого народного движения против бельгийцев и вообще европейцев. Этот второй этап начался в двадцатых годах. Это были движения Симона Кимбангу и членов секты Китавала. Однако лишь после второй мировой войны возникло политическое национально-освободительное движение. К этому времени уже существовали развивающийся рабочий класс и национальная интеллигенция, правда еще немногочисленная, но отсутствовала патриотически настроенная национальная буржуазия, которая обычно играет значительную роль в национально-освободительном движении. В сороковых годах уже третья часть населения жила в городах и промышленных центрах. Пролетариат был сосредоточен главным образом в Нижнем Конго и Катанге. Интеллигенция находилась целиком под влиянием церковников. Все современные политические деятели Конго были воспитанниками церковных школ и семинарий.
Первые политические партии сформировались в столице. Партия «Абако» включила в свою программу лозунг: «Без Бельгии!».
Партия единства бангала, возглавляемая Боликанго, стремилась к созданию сепаратной республики Убанги. Бельгийцы отдавали предпочтение при найме на работу бангала, и потому последние имели на рынке труда больше шансов, к вящему неудовольствию баконго. Борьба за кусок хлеба вылилась во вражду двух этнических групп.
Третья партия — Народная — считалась социалистической. Она страдала от хронического недостатка сторонников. Тем не менее она не осталась без влияния. Позднее она присоединилась к блоку Лумумбы, что усилило ее политическое влияние.
Такова была расстановка сил перед первыми всеобщими выборами в 1957 году. На выборах в Леопольдвиле победу одержали баконго, выступившие с лозунгом: «Нижнее Конго для баконго!». Они получили сто двадцать четыре мандата, а бангала — восемь.
Еще в 1955 году профессор Ван Билсен из Антверпенского института заморских территорий разработал так называемый тридцатилетний план политического освобождения Бельгийской Африки. План предусматривал уход бельгийцев из Конго через тридцать лет и создание технократического правительства, в котором бельгийские специалисты руководили бы складывавшимися в Конго кадрами научно-технической интеллигенции и политическими деятелями. Весьма любопытно признание, сделанное в предисловии к плану: «Это наша вина, что среди черных нет врачей, адвокатов, инженеров или офицеров. Миссионеры оказались энергичнее, чем государство: они воспитали сотни духовных лиц. Крупные предприятия с их патриархальной системой поддерживали феодальную структуру, тогда как техника развивалась американскими темпами…».
Реакция не заставила себя ждать. В 1956 году Илео[17]опубликовал первый политический манифест Конго. Он требовал предоставления независимости не через тридцать лет, а немедленно. В дополнение к манифесту была сделана оговорка: «Независимость не должна быть вывеской, прикрывающей эксплуатацию».
23 августа 1956 года «Абако» издала свой манифест, в котором требовала демократических и политических свобод для Конго. После выборов в городское самоуправление Леопольдвиля в 1957 году, когда Касавубу стал признанным руководителем баконго, он начал уже говорить о возможности переговоров и сотрудничества с бельгийцами. Со своей позицией по этим вопросам выступила партия Национальное движение Конго, возглавляемая Лумумбой.
17
Илео, Жозеф (р. в 1922 г.) — общественный и государственный деятель, один из авторов первого политического манифеста (1956), в котором был поставлен вопрос о независимости Конго, в 1960 г. — председатель сената, в 1960–1961 гг. — премьер-министр Конго, в правительстве Адулы был министром информации и культуры, с 1967 г. — президент Национального управления исследований и развития.