Среди солдат началось брожение. Новое правительство допустило грубейшую ошибку, оставив генерала Янсенса командующим армией. Это решение вызвало естественное возмущение солдат и явилось косвенной причиной мятежа. Генерал Янсене выдвинул провокационную формулу: «После провозглашения независимости — до провозглашения независимости». Она привела лавину в движение.
Заносчивость Янсенса вызвала события, подобные взрыву пороховой бочки. Разъяренные солдаты захватили оружие и автомашины, отправились в город к резиденции Лумумбы и потребовали немедленного смещения Янсонса и неукоснительной африканизации армии. Лумумба снял Янсенса и назначил на его место генерала Лундулу. Однако некоторым этого было мало. Они начали наводить «порядок» собственной рукой. Несомненно, что здесь приложили руку и провокаторы.
Янсене телеграфировал в Тисвиль и потребовал солдат для подавления беспорядков в Леопольдвиле. Солдаты в Тисвиле, узнав о положении в Леопольдвиле, отказались подчиниться приказу и арестовали бельгийских офицеров.
«Форс публик», переименованные за одну ночь в Национальную армию Конго, обладали всеми характерными чертами наемной армии. Требование повышения по званию было равносильно требованию повышения жалованья на тридцать процентов, ибо каждое повышение было связано с увеличением жалованья. Из-за отсутствия политического руководства армия в момент мятежа была похожа на корабль без руля. Кому повиноваться? Кто новые офицеры, сменившие ненавистных бельгийцев?
Вскоре в Тисвиле солдаты начали обыскивать виллы бельгийцев в поисках оружия. Бельгийцы создали добровольческие отряды самообороны, которые, однако, насчитывали во всем Конго лишь три с половиной тысячи человек. Часть солдат из Тисвиля направилась в Мадимбу, Инкизи и другие близлежащие местности, где они нападали на бельгийцев.
В один из мирных вечеров в Леопольдвиле появились первые беженцы из Инкизи, Тисвиля и Мадимбы. Это произвело эффект разорвавшейся бомбы. Инциденты немедленно раздувались. Корреспонденты европейских газет поспешили на главный почтамт. Бельгийцы бросились укладывать чемоданы. Неужели наступил час возмездия, которого они втайне страшились? Паника охватила все европейское население. Неожиданно раздались выстрелы. Жандармы стреляли в бастующих рабочих. Выстрелы немедленно повторились в других местах. В лагере Рейсдорф в Леопольдвиле солдат вбежал в барак с криком: «Прибыли парашютисты, они нас обстреливают». Другой провокатор бегал по городу с криком: — «Летят русские! Они приземлились в Нджили».
Солдаты помчались на джипах в город. Они сами не знали толком, чего хотели, но на всякий случай останавливали автомобили и искали оружие. Кто не хотел подчиниться, того избивали, а затем ехали дальше и стреляли в воздух. Бельгийцы все поддались панике. Первые, набитые чемоданами до верха автомобили помчались в порт Леопольдвиля, чтобы оттуда переправиться в Браззавиль. За два часа автомашины забили весь порт. Солдаты в этой суматохе делали что хотели. Прежние полубоги предстали перед ними в своей наготе. Солдаты принимали всех блондинов за фламандцев, а их они особенно ненавидели, ибо из их среды вышло большинство офицеров и плантаторов. Каждый задержанный блондин должен был на месте заплатить выкуп — пятьсот франков, иначе его избивали. Несколько машин было подожжено.
Ночью беженцы устремились в Браззавиль. Только за одни сутки Леопольдвиль покинули пять с половиной тысяч бельгийцев. Радиограммы в Европу еще усиливали волнение. Ультра в Бельгии и Леопольдвиле требовали решительных мер. В Матади встал на якорь бельгийский военный корабль. В Банане «Тисвиль» и «Мооре» взяли на борт свыше тысячи беженцев. Бегство европейцев из Конго, раздуваемое ультра, приобретало все более широкие масштабы. В стране едва осталось двадцать тысяч бельгийцев. Плохо было то, что страну покинули европейские врачи, инженеры, техники…
Западные корреспонденты немедленно начали спекулировать на происходящих событиях. Преувеличенные сообщения и раздутые описания насилий «разнузданной солдатни» должны были убедить общественное мнение в том, что «незрелым» конголезцам независимость была предоставлена преждевременно. Это должно было облегчить колониалистам возврат в Конго. Бельгийские ультра угрожали самыми решительными мерами, если бельгийское правительство откажет в помощи соотечественникам, находящимся в опасности. Крайне правые газеты недвусмысленно писали, что «в эксцессах виновен коммунист Лумумба». Это и нужно было тем, кто стоял за кулисами колониальной политики в Конго. Ведь именно они нажали на рычаг анархии, чтобы дискредитировать Лумумбу. Однако они забыли истину: «кто посеет ветер — пожнет бурю». Нарушение порядка ударило по самим бельгийцам. Впрочем, они готовы были принести в жертву своих соотечественников, если только, опираясь на «эксцессы», можно будет развязать кампанию против Лумумбы. Неоколониалисты попытались оказать на него давление. Спустя неделю премьер-министр заявил в парламенте, что каждый день крупные акционерные общества и концерны предлагают ему свои услуги. Все хотят получить концессии, привилегии. «Мой ответ всегда один и тот же, — сказал он, — мы не продаем Конго г аукциона».
Только это объясняет дальнейшие события. Парашютисты с военных баз Китона и Камина заняли аэропорты, чтобы обеспечить семьям бельгийцев «безопасный отлет». Занятие Нджили парашютистами 11 июня вызвало волнение в городе. «Парашютисты здесь! Нас перестреляют как собак!». Между конголезскими военными лагерями и центральным правительством в Леопольдвиле не было никакой связи. «Вон парашютистов!» — кричали солдаты, но сами боялись бельгийских парашютистов. Войсковые подразделения конголезской армии распадались. Появились вооруженные группы, дороги и деревни стали небезопасными. Лумумба попытался навести порядок. Он летал с Касавубу из лагеря в лагерь и вел переговоры. Уже казалось, что вот-вот восстановится порядок, как вдруг монополии перешли в наступление. 11 июня Катанга во главе с Чомбе откололась от Конго. Это явно был результат сговора монополий с Чомбе, так как уже через сутки в Элизабетвиль прибыл «советник» Чомбе — полномочный представитель бельгийского правительства граф Аспремон Линден. Маскируя свои интересы перед мировым общественным мнением, бельгийское правительство официально не признавало сепаратное правительство Чомбе. А вот Родезия немедленно установила с ним дипломатические отношения. Сэр Рой Веленский[18] был главным акционером Северной Родезийской железной дороги, которая связывает Катангу с портами Южной Африки. С этого дня составы с катангской рудой шли только через Родезию. Сэр Рой делал бизнес, Чомбе получал оружие. Оба были довольны.
После этой провокации Лумумба прекратил дипломатические отношения с Бельгией. Он обратился к Генеральному секретарю ООН Дагу Хаммаршельду и потребовал отвода парашютистов и воссоединения Катанги с Конго. Хаммаршельд нс ответил. Тогда Лумумба обратился к Советскому Союзу. Ответ был ясный: если агрессия не прекратится, Советский Союз готов оказать необходимую помощь законному правительству Конго в-восстановлении порядка и развитии народного хозяйства. Это прозвучало как удар бича. Советы в Конго! ООН реагировала немедленно. Спустя пять дней в Конго прибыли вооруженные силы ООН — марокканские солдаты,! отряды из Ганы и Гвинеи, Нигерии и Эфиопии. Хаммаршельд осудил агрессию, Совет Безопасности принял решение об отводе парашютистов и воссоединении Катанги с Конго. Теперь стало известно, что заинтересованные западные державы предупредили Лумумбу: любая экономическая помощь может быть оказана Конго» лишь при соблюдении им нейтралитета, а нейтралитет означает отказ от помощи социалистических стран.
Против Лумумбы немедленно выступила «Абако» Касавубу. Молодежная организация этой партии вывела на улицы Леопольдвиля демонстрацию под лозунгом: «Долой коммуниста Лумумбу!». Испытанный рецепт антикоммунизма был снова применен. Брюссельская фашистская газета «Юроп мэгэзин» отпечатала листовки: «Лумумба хочет продать наших женщин русским» — и переправила их в Конго.
18
Веленский, Рой — один из расистских деятелей британской Центральной Африки. В 1956–1963 гг. был премьер-министром британской колонии Федерация Родезии и Ньясаленда.