– Спасибо, – прохрипел Ной.
– Что с ним сделать? – спросила помощница, глядя на лежащего без сознания Мицара.
– Отнеси его в медицинский отсек.
– А с этим? – она указала на девочку.
– Уничтожь. И уничтожь все данные.
Ной вернулся в собственную квартиру на станции, достал из шкафа полотенце и пошел в ванную смывать кровь. Позади него появилась женщина – призрак в виде голограммы.
– Не осуждай Мицара, вспомни себя, – произнесла она.
Голограмма всегда говорила правду.
2081 год. Жилой комплекс «Большая Медведица». Околоземная орбита.
Они встретились в баре; после смерти Лиры Мицар и Соня еще ни разу не разговаривали. Она связалась с ним. Мицар первым пришел на встречу, занял место за барной стойкой. Робот-бармен методично чистил стакан, гости любовались видом планеты из панорамных окон. Она постояла в дверях, рассматривая Мицара, пытаясь понять, чувствовала ли она к нему что-то, кроме жалости и сожаления. Должно быть, когда-то Соня почувствовала, что он идеально подходит на роль отца ее детей, поэтому и сошлась с ним. У них никогда не было романтики – им просто было хорошо и удобно вместе.
Соня подошла, присела рядом. Мицар медленно поднял на нее глаза, раскручивая стакан с виски.
– Отец рассказал, что ты пытался сделать, – произнесла она и подала знак роботу, чтобы тот налил ей то же самое, что и у Мица.
Мицар всхлипнул:
– Если бы Ной не остановил меня, то Лира… по крайне мере, ее копия, была бы жива.
– Лира была бы жива, если бы я не лишила ее возможности быть нормальным ребенком, как все.
Мицар опустил глаза:
– Я тут подумал… я не виню тебя. Ты не хотела причинить ей вред.
– Но причинила, – отозвалась Соня, делая глоток. – Потому что на самом деле преследовала свои личные цели: амбициозная задумка по закрытию Базы и возвращению к естественному деторождению…
– Не верю, что эта мысль возникла у тебя до беременности.
Соня улыбнулась:
– Ты прав, эта идея возникла гораздо позже. Однако я могла провести все стандартные операции по изменению Лиры во время беременности, но не стала.
– Я к тому, что Лира не задумывалась в качестве экспериментального субъекта, – уточнил Мицар.
Он попросил наполнить опустевший стакан. Соня коснулась его руки:
– Когда я увидела тебя впервые, то сразу же поняла, что ты – мой человек. Я хотела родить ребенка именно от тебя и подарить Лире то, что мне не досталось от матери.
Мицар хмыкнул:
– Когда я впервые тебя увидел, то подумал: «Такая девушка никогда не обратит на меня внимания».
– Ты себя недооцениваешь, – Соня легонько хлопнула Мицара по плечу.
Ее рука неожиданно застыла, Мицар искоса взглянул на Соню. Впервые за долгое время ее щеки покраснели. Даже когда они расстались из-за отказа Сони взять ребенка с Базы, ее корыстное предложение Мицару согласиться на естественное оплодотворение в обмен на определенную должность в «БВ» было продиктовано желанием быть с ним, создать с ним семью.
Мицар смущенно проговорил, будто прочитав ее мысли:
– Я… тогда согласился не из-за работы. Я так сказал, потому что хотел сохранить остатки своего достоинства. На самом деле я был безумно в тебя влюблен.
Они еще несколько часов вспоминали смешные моменты, связанные с Лирой, ведь она вела себя как настоящий ребенок, поскольку таковым и являлась. В отличие от нее дети с Базы быстро взрослели, фактически пропуская период детства. Соня и Мицар были уже изрядно пьяны, когда робот-бармен сообщил о том, что заведение закрывается. Мицар проводил Соню до лифта.
– Как ты… сейчас себя чувствуешь? – заботливо спросила она. – Я имею в виду, ты смирился?
– Смирился? – отпрянул он, засунув руки в карманы брюк. – Никогда не смирюсь, но… И тебе и мне пора принять эту правду – Лиры больше нет.
– Я ее иногда вижу, – призналась Лира, смотря в пустоту. – Она появляется совершенно неожиданно, говорит «Мама».
Соня заплакала, закрыв лицо руками. Мицар притянул ее к себе и тихо гладил по голове. Несколько минут она плакала, а затем посмотрела на Мица и страстно его поцеловала. Он, немного ошарашенно, но всё же не без желания взял ее за руку и потянул за собой в лифт. Алкоголь расслабил тело, все прикосновения ощущались особенно остро – оба хотели забыться, растворившись в объятиях друг друга. Это была не любовь – тоска двух отчаявшихся, раздавленных горем людей, которые не знали, как жить дальше.
– Я хочу всё исправить, – сказала Соня, устроившись у Мица на груди.