— Такое уже слыхали, остается только заняться этим.
— Бесспорно. Но решать задачу нам.
Только когда все вышли из кабинета, Буров обратил внимание на примостившихся в углу Борисоглебского, Красновидова и Рогова.
— Послушали? — спросил, закуривая.
— Насладились, — Борисоглебский поставил магнитофон у ножки стула.
— Записывали?
— Ссыграть хотим этих ребят, восспеть в эпопее.
Буров улыбнулся иронически-снисходительно:
— На одних заседаниях материала для эпопеи вы, пожалуй, не соберете.
Борисоглебский наступал:
— Ррейд задуман, Сергей Кузьмич. Вот на этих железодерревянных конструкциях, — он постукал костяшками пальцев по протезам, — пойду в тайгу, в самое пекло, веришь?
— Верю, Федор Илларионович. Тебя тайгой не испугаешь.
— То-то. Отгрохаем феерию. Вылепим эдакий тюменский монумент в двух актах без антракта.
— «Арена» расширяет границы?
Буров заговорил о важности создания театра в дни, когда крутогорцы напрягают последние силы, чтобы наконец отрапортовать партии и народу о новой кладовой нефти и газа.
— Слышали? Истосковались люди по духовной пище. Зовут вас, ждут. Летают к вам на спектакли из медвежьих углов, простаивают у касс и не могут достать билета.
Борисоглебский обратился к Олегу Борисовичу:
— Скажи, чего растерялся? — И, не дав ему раскрыть рта, начал выкладывать цель их прихода. — Есть задумка. Артисты отправятся в тайгу к разведчикам. А? Здорово? Где возможно выступят, расскажут о себе, о театре. А попутно будут собирать материал. Интереснейшая тема, поверь на слово. Я возглавляю группу, по ледовому Иртышу, по зимнику как раз снаряжается автотракторная колонна. До Ханты-Мансийска. От Иртыша нас подберут тягачи «АТээЛ» — и до базы. Поддержишь?
— А если «АТээЛы» не подберут, — предостерег Буров, — замерзнут.
— Где наша не замерзала? Мы с тобой на фронте не замерзали? А у них что, иная плоть? Жиже кровь? Здесь, ко всему, романтика, таежное царство. Учти, половина из нас — местные: Эльга, Герасим, Лукьянов, Агаев, Манюрина.
— Манюриной скоро рожать, — напомнил Рогов.
— А мы ее брать не будем, пусть рожает на здоровье, это я так. Экипирруемся за счет «Главгеологии», пусть рраскошелятся. Им скоро деньги с неба в ладоши польются. Ты только помоги, Сергей, оповещением. Загодя. Мы тебе гррафик, а ты по гррафику радиограммой — туда. Начбурам, геологам, ну и так далее. Пусть потеснятся, а один балок, где возможно, чтобы для нас… Сскажи, фотографировать везде разрешено?
Буров был нескрываемо озабочен. Такой рейд и для испытанных людей таит кучу неожиданностей. Морозы, трудные, дальние от жилья трассы артистам будут не под силу, мало ли чего… Хорошо, если на «АТээЛах», размышлял он, а если на розвальнях? Но разве Борисоглебского переубедишь? Скрепя сердце обронил:
— Нешто тебе вообще можно что-нибудь запретить? — С тревогой добавил: — Но если что… Кто будет нести ответ?
— Все будем, все. — Борисоглебский не признавал отступлений. — И ты, и я, и Красновидов. Добро?
Буров пожал плечами, но запретить все же язык не повернулся.
— Теперь напррягись, — не остывал Борисоглебский, — вопрос второй. Олег, выкладывай, что ж ты все молчишь?
То ли потому, что он впервые оказался на таком совещании среди людей незнакомой доселе профессии, то ли тема задуманного действа одолевала его уже так, что он начинал забываться, но он даже и не слышал разговора завлита с секретарем. И думал-то, пожалуй, совсем о постороннем, его то уносило в будничную многолетнюю даль, то окунало в нынешний день, и прошлое и настоящее спутывалось в один клубок. Вставали перед глазами иззябшие, остроскулые лица таежных трудяг, слышались прокуренные надсаженные голоса, тяжелый топот кирзовых сапог, наследивших в кабинете у секретаря. И кого же они, эти ребята, ему напомнили?.. Вспомнил! Окопную братву, разведчиков с автоматами и кинжальными штыками на боку. Фронт. Они в бою. И эти… И смерть, ему показалось, от них не дальше, чем тогда, в окопах. И победа их будет, возможно, стоить победы Девятого мая…