Воображение подсказывает: опустись туда и установи порядок, поставь все на свои места, одушеви мертвое, сделай фокус превращения неорганизованного в упорядоченное, упорядоченное одухотвори, наполни кровью. Собственно, займись творчеством…
И так всякий раз. Когда он освобождается от только что проделанной работы, в нем происходит какая-то внутренняя трансформация, которая сопровождается неодолимой потребностью скорее восстановить равновесие взяться за новый труд.
Еще «Искра» не отпраздновала своего рождения, а он уже захлестнут новой работой. Ни вздоха, ни передышки. Гореть — наша доля, так живет Ермолина. Так жить тебе. Так жить твоему театру. Ксюша? Она пойдет за тобой без раздумий. Пламень ее жарок, сердце огромно и щедро.
Красновидов пошел за кулисы. Разделся у себя в артистической. Близился финал пьесы. На сцене Ермолина. Он встал у пульта помрежа и смотрел на сцену из-за декорации. Холодом окатило спину. Ермолина — Искра вершила последний монолог. Актриса поднималась сама над собой. Огонь ее слов вылился в симфонию чувств, в патриотический апофеоз страстного призыва Человека к бессмертным подвигам… Вот только сейчас он пожалел, что не смотрел спектакля, явился, когда все уже кончилось.
Медленно закрылся занавес.
Сквозь маленький глазок в кулисе он посмотрел в зал. И снова по спине пробежал холодок: ни шороха, ни вздоха. Раскрыли занавес. Врубили свет в зале, но зрители пригвождены к своим местам. Что случилось? Актеры приготовились к поклонам, но нет аплодисментов. Провал?!
Казалось, через вечность зал раскололся от скандированных хлопков. Актеры выстроились по рампе. На сцену вызвали постановщика.
Красновидов на глазах у публики расцеловал актеров. Ермолиной и Шинкаревой положили к ногам цветы. И только теперь, пожалуй, поняли фокус. Увидели, что на сцене две Искры.
Ночью, когда все угомонились, разбрелись по своим квартирам, Красновидов, стараясь не стучать, не грохать, с трудом лавируя на лестничных поворотах, перенес на своих плечах к Шинкаревой ее мебель и посуду. Порвал сорочку, взмок, выпачкался в пыли.
Сидел у Ксюши на табуретке и отдувался.
Она подошла к нему, обняла за шею и поцеловала долгим поцелуем, зажигая Красновидова оглушительной радостью, за которой начинается бесконечность.
Упиваясь молчанием, они без слов могли теперь сказать друг другу все. Между ними не стало стены, не стало расстояния, между ними была близость чувств и взаимопонимания, а за этим — весь мир, вся жизнь.
Ксюша запустила ему пальцы в волосы.
— Какие они шелковые.
Красновидов сказал:
— У меня есть вино, мы отметим премьеру.
А Ксюша сказала:
— Я вскипячу кофе.
— Сейчас принесу.
Красновидов вышел. Ксюша переоделась, причесалась, ушла на кухню.
Когда Красновидов вошел с бутылкой вина и коробкой конфет, Ксюша возилась на кухне и пела.
Они целовались, а кофе убежал и залил плиту. Он сидел на подоконнике и говорил:
— Я старомоден?
— Ты настоящий.
Они чокнулись.
— Я знала, что у «Искры» будет успех, — сказала она. — За тебя!
Они выпили.
В третьем часу ночи оделись и пошли гулять. Город спал. Над ними безлунное небо. Оно серебрилось звездами, а звезды, казалось, крошились и множились, превращаясь в млечную пыль. От хруста снега под ногами звенело в ушах. Ксюша оглянулась на дом, где они жили. Светилось несколько окон. Не спали актеры театра «Арена». Отмечали премьеру.
Дошли до студии. Там тоже в окнах свет. Студийцы не отстают. И наверняка Лежнев с ними.
Красновидов поднял у Ксюши воротник, и они долго бродили молча.
КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ
Шесть человек вышли из дому, когда только-только забрезжил рассвет. Снегопад прошел. С крыш и карнизов огромными причудливыми козырьками свисали увалы снега; отрываясь, они грохались оземь, рассыпались непроходимыми сугробами на тротуарах.
Все шестеро одеты по суровой зиме: тулупы, вещмешки. Валенки, унты, пимы — у кого что. Алюминиевые кружки, фляги. Борисоглебский в громадной дохе. С увесистой тростью, а пожитки рассованы по мешкам его пятерки, в которой две студийки, Александр Бушуев, Павел Шилин, тоже студиец, и художник, молодой лобастый усач.
У подъезда стоял газик.
Вышибая из-под колес струи снега, по ось завязая в снегу, машина рванула по мостовой.
У пристани народ. Перебранка. На Иртыше караван. Тяжелые тракторы, к ним прицеплены сани, сделанные из бревен, конусом спереди. На санях техника, горючее, провиант. Два балка наподобие товарных вагончиков. В них устроятся люди.