Мюнхен, апрель 1979г.
ГОД НА ЗАПАДЕ.
(Интервью радио «Свобода»)
И.Каневская: Сегодня в нашей студии Александр Александрович Зиновьев, автор замечательных книг, которые триумфально шествуют по миру: «Зияющие высоты», «Светлое будущее», «Записки Ночного Сторожа», и совсем недавно вышедшей книги, которую, я думаю, ожидает не менее интересная судьба читательская, – «В преддверии рая». Александр Александрович! Вы покинули Советский Союз 6 августа 78-го года. И как Вам потом стало известно, 25 августа Брежнев подписал Указ о лишении Вас советского гражданства. Стало быть, решение это было принято тогда, когда Вы были еще в Москве. Так что же, Ваш отъезд – это была фактически высылка?
А.Зиновьев: Конечно, мой отъезд можно рассматривать и таким образом. Но особой надобности в этом нет. Властям было выгоднее избавиться от меня именно в такой форме. А я хотел мирно жить, содержать семью, работать, избавить родственников и друзей от тревог, связанных со мной. Так что такое решение властей было и в моих интересах.
И.К.: Некоторые бывшие советские граждане не хотят считать себя эмигрантами на том основании, что их отъезд так или иначе был вынужден. А Вы как рассматриваете себя?
А.З.: Это проблема чисто терминологическая. Согласно смыслу слова «эмигрант», я – эмигрант. Ничего унизительного в этом наименовании я для себя не нахожу. Мои убеждения и характер моей деятельности нисколько не зависят от того, в какой стране я живу и какой паспорт имею.
И.К.: Но как для каждого из нас, для Вас и для Вашей семьи это все-таки было болезненное событие. Как бы Вы определили: что для Вас в Вашем новом положении – самая большая потеря и самое важное приобретение?
А.З.: Во-первых, мы потеряли привычную среду существования, завоеванные жизненные позиции, родственников, друзей, материал для наблюдений. Потери, конечно, ощутимые. Если бы я имел в Москве хотя бы 200 рублей в месяц и какие-то гарантии безопасности, я бы Москву не покинул. Я согласился на эмиграцию как на лучший из двух возможных вариантов дальнейшей жизни. Второй из этих вариантов была тюрьма. Приобретения тоже очевидны. Я не в тюрьме, а на свободе. Жизненные условия здесь, на Западе, лучше, чем в Москве. Плюс к тому – свобода деятельности, свобода передвижений, доступ к культуре, возможность своими глазами наблюдать западное общество. Мой социальный статус здесь неизмеримо вырос сравнительно с прежним.
И.К.: Вы говорили о возможности наблюдать западную жизнь. Вы в течение целого года такую возможность имели. Что Вы можете сказать о том, что Вы увидели?
А.З.: Принципиально нового и неожиданного я здесь для себя ничего не увидел. Запад таков, как я и ожидал. И вместе с тем тут все ново и неожиданно, поскольку сталкиваешься с западным образом жизни непосредственно. Я не строю иллюзий насчет Запада и вижу его недостатки. Но это есть лучшее изо всего того, что было в прошлой истории человечества и есть сейчас на планете. Запад способен к творческому развитию цивилизации и имеет силы постоять за себя.
И.К.: У каждого человека – а у эмигрантов в особенности – есть в той или иной мере страх будущего. У Вас есть такой страх? Испытываете ли Вы в какой-то мере тревогу за свое будущее?
А.З.: Я потерял все те жизненные позиции, которых я добился в результате многолетних усилий и которые давали уверенность в будущем. Но я об этом не жалею. Если бы я знал заранее, что мне за мои книги придется заплатить жизнью, я все равно не остановился бы. Написав и опубликовав «Высоты», я вообще снял для себя проблему будущего. Сейчас я ощущаю себя человеком, начинающим жизнь с самого начала, и чувствую у себя достаточно сил для этой новой жизни, какой бы короткой или длинной, легкой или трудной она ни оказалась.
И.К.: Многие советские эмигранты чувствуют себя в этой новой жизни чужими. Они живут в замкнутых эмигрантских гетто. Они изолированы от местного населения, какой-то силой все время толкаются друг к другу и образуют, я бы сказала, островки прежней жизни. А как Вы здесь живете? Кем Вы окружены и кем Вы хотите быть окружены?
А.З.: У меня и моей семьи на этот счет особых проблем нет. Я и в Москве был в известной мере человеком, стоящим вне общества. Но это соответствовало моим убеждениям. И здесь я нисколько не страдаю от того, что не имею тесных бытовых контактов с русской и советской эмиграцией. Мы не погружаемся здесь и в местное общество, занимаем в нем тоже обособленное положение. Вместе с тем, с местным населением у нас отношения превосходные. У нас много хороших знакомых по всей Европе. Европейский тип дружбы с сохранением должной дистанции нас гораздо больше устраивает, чем советская интимность, переходящая, как правило, в хамство и в пошлость.