***
– А Мелкий, оказывается, неплох. Так все вывернуть, – усмехается Канда. Редкая улыбка трогает его губы, а привычно злобный взгляд делает похожим на Мефистофеля.
– Я смотрю, ты ему уже и прозвище дал, – хихикает Лави. Да уж, Аллен его неслабо зацепил, раз уж смог добиться такой похвалы от самого Канды. И тут до него доходит, что это, скорее всего, и был тонкий расчет седовласого, и улыбка Лави становится еще шире. Ай да Аллен, ай да хитрая омежка. Знал бы Канда, что весь цирк рассчитан на него, вмиг бы изменил свое мнение о них.
– Глупости, – отмахивается Канда и не перестает улыбаться. – Собирай всех и предупреди Комуи, чтобы был на подхвате.
– Слушаюсь, – Лави, паясничая, вскидывает ладонь к виску и топает к двери.
– Чаоджи, ты тоже свободен, – бросает Канда, замершему у выхода, парню.
– Да, господин Канда, – откликается тот и торопливо исчезает. Нервная судорога проходит по лицу помощника, и оно искажается яростью. За одну такую улыбку он готов был убить. И то, что она обращена не к нему, станет его приговором.
***
Сознание возвращается медленно, урывками. Вместе со всепоглощающей болью откликаются и чувства: страх, злость и растерянность. Кровь наполняет рот, и он медленно шевелит разбитыми губами, сплевывая. Левый глаз не открывается, залитый спекшейся кровью, а правый рассматривает небольшое грязное помещение с тусклой лампочкой под потолком. Его руки разведены в стороны и прикованы цепями к протянувшейся под потолком ржавой трубе. Длины хватает, чтобы сидеть, но не опускаться навзничь.
– Ну что, красавица, очнулась? – доносится до Аллена из тени в углу, а потом на свет выходит смутно знакомая фигура. – А мы тут кино про тебя снимаем.
И только теперь Аллен обращает внимание на колченогий штатив и камеру у противоположной стены.
– Зачем тебе это? – спрашивает он, осторожно шевеля языком сколотый зуб, держащийся на одном честном слове.
– О, а ты думал, что все твои старания останутся без награды? – скалится Чаоджи. – Господин Канда весьма тебе благодарен и шлет привет, но больше в твоих услугах не нуждается. Он подходит к Аллену, хватает за загривок и поднимает его лицо к своему.
– Сдать тебя «Акума» было неплохой идеей, ведь ты так нам помог, – он усмехается и отпускает его волосы. – Правда ты больше никому не пригодишься. Разве что только им, напоследок. Парни!
На зов открывается дверь, и входят четверо мощных мужчин: три альфы и бета. Они смотрят на него без особого интереса – по всей видимости, уже успели познакомиться с ним при помощи кулаков. Только один нетерпеливо облизывает взглядом.
– Как насчет поиметь с малыша еще немного удовольствия? – тянет Чаоджи, и Аллен невольно морщится.
Сколько раз он уже попадал в подобные переделки и почти всегда умудрялся выбраться, но, похоже, не сейчас. Двое отказываются, двое остаются. А потом для Аллена разверзается маленький персональный Ад. Грубые руки выворачивают лодыжки, причиняя новую боль. Склизкий язык выводит узоры по кровавому полотну кожи, а чужой член разрывает стенки кишечника. Аллен кусает губы, но не кричит. Этого они от него точно не услышат. Когда он был еще малолетним беспризорником, его частенько хватали за «причинные» места все кому не лень. Педофилам он, к счастью, не попадался, но с каждым годом к нему и его необычной внешности все больше проявляли интерес. Аллену был безразличен секс ради удовольствия, а вот ради работы он спал с несколькими людьми. Без энтузиазма и равнодушно. И, конечно же, он не был столь наивен, прекрасно понимая, как легко и как часто становятся жертвами насилия молодые омеги на улице, если ведут себя не достаточно осторожно. Все, что он мог сейчас, это терпеть и молиться, чтобы экзекуция закончилась как можно быстрее. Он вытерпит все. Он обязан. Нужно просто отключиться от осознания ситуации, не думать о том, что с тобой делают. Это всего лишь пытка, а боль – она везде одинаковая. «Ну что ж, тем горше будет для тебя осознание, Канда», – тешит он себя злорадной мыслишкой. Орденовец наблюдает за действом со скучающим видом – было бы куда интереснее, если бы жертва кричала или плакала. Но все, чего он добился, это злобного взгляда и вновь прокушенной губы. Что ж, пора заканчивать это представление.